Тряхнув головой, я заставила себя повнимательнее оглядеть часть двора, открытую для обзора из этого окна.
Никого.
Я перевела дыхание и поднялась на этаж выше. Из этого окна кругозор был немного обширнее. Я вновь пристально осмотрела двор.
Здесь удача от меня отвернулась. Он стоял между двумя подъездами, озираясь по сторонам, гадая, куда же я скрылась. Если ему сейчас взбредет в голову зайти в тот подъезд, где на сей момент находилась я, то моя песенка будет спета.
Убийца поднял глаза — я в ужасе отпрянула от окна. Отдышавшись и прильнув к нему снова, я удовлетворенно заметила, что тип, все еще озираясь вокруг, все-таки начал делать неуверенные шаги по направлению к выходу со двора.
Я шумно выдохнула и обернулась. Сверху, с последнего этажа, на меня топала бабища неопределенного возраста и необъятных размеров. Похоже, здешняя жительница.
— Ты к кому пожаловала? — обратилась тетка ко мне. Я замычала что-то неразборчивое. — Так я и знала, ничейная. Погреться зашла. Всякие тут шастают, а мне — убирай! — Только тут я обнаружила, что в руках у нее ведро с водой и поломойная тряпка. — Когда же нам домофон починят? Давай, топай отсюда! — Я стояла в нерешительности, удивленная такой неоправданной суровостью этой тетки. — Иди, кому сказала!
Я посчитала за благо испариться с глаз злобной бабы, однако на первом этаже вынуждена была затормозить. Как же я выйду, если он еще там? Выждать бы еще пару минут, чтобы он смог выйти со двора несолоно хлебавши. Если выйти прямо сейчас, он, конечно, увидит меня и убьет. А если подождать, то у меня будет больше шансов: да, он может начать наворачивать круги вокруг двора, поджидая, когда я вылезу из своего укрытия, но что если он решит, что я уже сбежала, и уйдет? Явно нужно ждать. Хотя бы еще пару минут.
Но вредная жительница нарушила все планы, немного поотстав, но все же спустившись вслед за мной, правда, уже без ведра. Наверно, просто решила проверить, покинула ли я подъезд или же ослушалась.
— Ты все еще здесь? Кому сказала, марш на улицу! Ну! — подгоняла она свою жертву, как пастух корову, угрожающе уперев руки в бока.
«Ну как ты не понимаешь, я не могу выйти! Меня убьют, если я покажусь на улице! — пронеслось у меня в голове. — Тетка, спаси! Или моя смерть будет на твоей совести!»
Но язык словно онемел, отказываясь это произносить. От жалости к себе я заревела.
Так как я не думала двигаться с места, бабища поперла на меня, как танкер, отпихивая своим центнеровым весом к выходу.
— Кыш, кыш! Ишь взяли моду! И нечего реветь в чужом подъезде, в своем реви!
Таким вот образом безжалостная баба вытолкнула меня за дверь. Я вытерла рукавом многострадальной куртки слезы и огляделась: субъект скрылся из поля зрения, покинув сей распрекрасный двор.
Не веря в свою удачу, я медленно продвигалась к выходу со двора, затем, прижавшись к углу дома, осторожно выглянула на проезжую часть. Его не было. Может, это какая-то хитрость и он поджидает меня за другим углом?
Уже храбрее я пошагала вперед и вышла на дорогу, после чего огляделась. Люди гуляли, но никого, похожего на моего мучителя, не наблюдалось.
— Господи, ты снова спас меня! — поблагодарила я Всевышнего и почапала домой.
С Ромкой встретиться должны были у подъезда, но он зачем-то поднялся и позвонил. Причем на целых полчаса раньше, чем договаривались, я даже не успела одеться. Так в лифчике и одной надетой штанине и прискакала в прихожую и разговаривала с ним через дверь. Может, Жигунов и обиделся на то, что в дом его не пригласили, но так ему и надо, будет знать, как к дамам на тридцать минут раньше являться.
А договаривались мы с ним вчера вечером по телефону. Он спросил, не передумала ли я, и назвал время встречи (которое в итоге не смог соблюсти). Кстати сказать, страх, преследовавший меня все время после столкновения с маньяком, тут же испарился, стоило Ромке заговорить. Где ж такие голоса дают? Знала бы, обязательно приобрела себе такой, ведь приятно знать, что твоих собеседников при общении с тобой обуревают лишь позитивные эмоции, а Ромка это, бесспорно, знал. А сегодня я, несмотря на вчерашнее происшествие, вообще была почти что счастлива. Возможно, оттого, что милый сердцу парень орет за дверью на весь подъезд, что безумно соскучился и потому явился раньше положенного срока. И просит его за это простить.
— Подожди еще немного! — крикнула я через дверь, чувствуя гордость (пусть все соседи знают, что этот симпатичный кадр по мне скучает!) и глупо смеясь. Хотя как можно смеяться умно? Впрочем, многие знакомые говорят, что у Катьки смех именно умный, а у меня — глупый. В числе этих знакомых моя мама и сама Катя.
— Да хоть целую вечность! Я буду ждать тебя всегда! Только не бросай меня!
Я засмеялась еще пуще. Да почему я должна его бросить? Ни за что на свете! И пусть даже опять появится этот маньяк, я его больше не боюсь. Теперь я знаю его в лицо, а знание — сила. Да еще какая!
До кладбища добирались на автобусе. Здесь под ногами было особенно много воды — это таял прошлогодний снег. Мрачные кресты и памятники портили своим видом мое хорошее настроение, а небо, стоило оказаться на месте, почему-то враз потемнело и сконцентрировало именно над нами все имеющиеся у него в наличии тучи. Я давно подметила, что на кладбище какая-то своя, особая, аура — аура пересечения этого мира и загробного. Если представить жизнь и смерть в виде графика, состоящего из двух непараллельных прямых, то точкой их пересечения и будет являться кладбище.
Процессия медленно продвигалась в проходе между оградами. Четверо мужчин, в том числе и Ромка, несли тяжелый черно-красный гроб, за ними безвольно, точно сомнамбулы, ступали скорбящие. Все были одеты в темное, и я в своей ярко-красной куртке ощущала себя жутко нелепо. Но что я сделаю, ежели другой у меня нет? Прошлую куртку, темно-серую, прослужившую верой и правдой лет восемь, пришлось выбросить, ибо она развалилась прямо в руках.
Я пробилась к матери Алены (ее еще вначале показал мне Жигунов), чтобы выразить мои соболезнования. Ею была темноволосая женщина лет сорока пяти, в черных брюках, темно-зеленой куртке и в черном платке, повязанном вокруг головы. Она сперва кивнула как-то отстраненно, но затем решила-таки приглядеться к идущей рядом девушке.
— Что-то я вас не припомню… Одноклассница?
Что ты, тетя, мне давно не шестнадцать!
— Нет, я подруга Вики Ярлык. Сама она сейчас в больнице, не смогла прийти.
— А что с ней? — разволновалась женщина.
— На нее тоже напал маньяк. В институте.
Я запнулась, не зная, говорить ли подробности или лучше смолчать, а женщина разрыдалась, заставив меня почувствовать свою вину. Но что я должна была ответить? Она сама спросила, что с Викой. Сказала бы, что у нее простая ангина — это не выглядело бы для Звеньевой достаточным оправданием отсутствия Ярлык на похоронах. Мне бы не хотелось портить их отношения.
