— Мы видели, по телевизору передавали… — заговорили рядом находившиеся женщины и девчонки.
— Слава богу, она осталась жива, — сказала мать убитой, вытирая тыльной стороной ладони слезы. — Хоть кто-то выжил, столкнувшись с этим… дьяволом! Аленка была замечательной девочкой! Доброй, отзывчивой, общительной, к ней все время тянулись люди. Не скажу, что мы очень дружно жили вдвоем, мы часто ругались, но возьмите любую семью — кто не ругается? — С этим невозможно было не согласиться. Я угрюмо кивнула. — За что он ее? Почему он убил мою девочку? — Родственники незамедлительно кинулись обнимать и утешать женщину, и я почувствовала почти физическую боль от чужого горя, сковавшую сердце в груди. Я совсем не знала эту Алену, но ее мать — у меня перед глазами, и я вижу, что это несправедливо. Я найду тебя, чокнутый псих, обязательно найду! — В последнее время она стала пропадать на улице, — продолжила Звеньева. Родственники и знакомые внимательно слушали осиротевшую мать, понимая, что женщине нужно выговориться, и никто не осмеливался перебить ее рассказ. — Но это молодость. Мы сами такими были. А раньше — вы не поверите — она была такой домашней девочкой! Все время проводила в четырех стенах, за книгами или за шитьем. Баба Зин, ты помнишь, как она вышивала? — Бабка лет семидесяти закивала головой. — Ее работы даже на конкурс отправляли! А эти вломились — и давай свои требования предъявлять. — «Этими», как я поняла, были полицейские. — Нам, видите ли, записи вашей дочери нужны. Все в ее комнате переворошили. Где, говорят, телефон? А почем я знаю, нету телефона.
— Украли? — ахнул кто-то из толпы.
— Не знаю. Пропал. Сумочку нашли, а телефона там нет. И косметичка исчезла.
— Какая косметичка? — насторожилась я. Тучи в ту секунду показались мне особенно густыми и угнетающими. Они давили на психику, заставляя испытывать желание унестись из этого места куда глаза глядят, в другой город, в другую страну, в другую климатическую зону. Только чтобы не видеть больше этих туч.
Звеньева, посмотрев немного в небо, обернулась ко мне.
— Она ее повсюду с собой таскала. Красивая, бархатная такая косметичка синего цвета. Алена сама на ней белую розочку вышила.
Глава 8
Уняв кое-как сумбур мыслей в голове и начинающуюся истерику в душе, я отыскала глазами среди толпы Жигунова и решительно к нему направилась. Он, увидев меня, пошел навстречу.
— Ничего, что я покинул тебя на время?… Что-то не так? — углядел он что-то страшное в моих глазах.
— А где твой друг? — сухо поинтересовалась я.
— Митяй? Он не смог прийти.
Вот так. Значит, парень убитой к ней на похороны не попал, дела у него, видите ли, а друг парня — тут как тут, надо же, как трогательно! Да и косметичку свою убитая зачем-то оставила у друга своего парня дома, да и новый номер ему дала… Очень занятно!
Я молча глядела в его синие глаза, пытаясь отыскать в них хоть какую-нибудь мелочь, указывающую на то, что их обладатель — последний подонок, однако они выдавали лишь открытость и порядочность обладателя, и, как я ни силилась, ничего негативного не смогла обнаружить. Почему? Почему глаза подлецов и обманщиков всегда чисты и невинны?! Почему они не подсказали мне, что нужно бежать куда подальше от этого человека, что ни в коей мере нельзя в него влюбляться? Почему так несправедлив этот мир?!
Ромка нахмурился:
— Почему ты смотришь на меня как на врага народа?
Мой подбородок затрясся мелкой дрожью, ресницы быстро-быстро заморгали, но я, как никогда, сумела сдержать слезы. Более того, я даже в обморок не грохнулась. Что это со мной? Взрослею?
— Рома…
— Да?
— Отвези меня домой.
— Понимаю, — кивнул он. — Тебе, наверно, вообще не стоило приходить. Похороны — очень тяжелое для психики времяпрепровождение. Когда близко знаешь человека, тогда все ясно, так положено, надо попрощаться. А на тебя Аленка не обидится, если ты уйдешь, это я тебе гарантирую. Сейчас я только скажу, что отлучусь, и отвезу.
— Рома, ты не понял, отвези меня домой, — покачав головой, повторила я, так как до него не дошел смысл сказанной мою фразы. — К себе.
— К себе — это к тебе или ко мне? — усмехнулся он, думая, будто знает ответ. Но он не знал.
— К тебе.
Вот тут-то Жигунов ошеломленно выпучил глаза.
— Не понял?
— Отвези меня к себе домой, — терпеливо повторила я в который раз и добавила, пожимая плечами, без раздражения, а, скорее, с усталостью: — Что тут непонятного?
Конечно, было верхом безумия своевольно отправляться в лагерь противника невооруженной и без подкрепления, но мне нужно было кое-что проверить. Бархатная косметичка… Сколько их на свете? На скольких вышит рисунок? Я не могу подойти к матери Алены и в лоб спросить: «Случайно, не вот такого размера была косметичка? Шов рококо?» Как я объясню ей это? Остается одно. Я должна знать, чтовнутри.
— Конечно-конечно! — испугался Жигунов моего психического состояния, действуя по принципу чем бы дитя ни тешилось. — Подожди минутку, попрощаюсь. — И убежал. А через некоторое время мы уже сидели в авто какого-то его знакомого, одного из тех мужчин, что вместе с Ромкой гроб несли, который любезно согласился нас подбросить.
Поднимаясь по лестнице в его квартиру, я думала только о том, как выжить в предстоящей схватке. Как умудриться дезертировать с большой скоростью и наименьшими потерями в тот момент, когда запахнет жареным? Попросить его не закрывать дверь, что ли? А еще я думала о том, что же, черт возьми, происходит? Как у него могла оказаться косметичка Звеньевой — если исходить из того, что это та самая, — ежели только он сам ее и не пришил?
Как только я переступила порог, сердце начало совершать сильные колебательные движения в грудной клетке, почти что толчки, и мне пришлось за него схватиться. Пусть это косметичка Звеньевой, но, может, она и на самом деле ему подарила? Но ведь мать ясно сказала: «Повсюду с собой таскала». Допустим, она ей разонравилась, но дарить б/у вещи? Женские б/у вещи — мужчине? Чепуха какая-то.
Не спуская с меня глаз, Роман предложил самым заботливым тоном, на который был способен:
— Может, винца выпьешь?
Если ты думаешь, что вино окажет на меня успокаивающий эффект, то сильно ошибаешься! Я начну отплясывать ламбаду на твоем столе, напевая себе под нос песни группы «Nirvana».
— Я не пью вино.
Мы успели разуться, снять верхнюю одежду и просто стояли в прихожей, переминаясь с ноги на ногу.
— Хорошо, тогда кофе. Сейчас сварю.
— Я не пью кофе.
Роман стукнул себя по лбу ладонью.
— Да что с тобой творится?! — сказал возмущенно. — Ты сама не своя после похорон. Что-то случилось? Может, пришло время рассказать? — Нет, оно не пришло. Посему я отрицательно покачала головой. — Я могу что-то для тебя сделать? — уже спокойнее проявил он интерес.
