— Почти два месяца. Ну вот. Она приехала, предупредив меня по телефону заранее о своем приезде, еще по дороге. Мы по-быстрому… ну, ты поняла, потом позырили телик, ей в это время дурацкое сообщение пришло на сотовый. Затем позвонила какая-то чокнутая подруга поздравить с праздником. В четвертом часу ночи! Больная. Потом мы выпили по чашке кофе, и она ушла. — Я снова уставилась на злополучную чашку с определенными подозрениями. А что, если она из нее же пила? Перед смертью? — Я вышел вместе с ней, потому что шумели соседи сверху, впрочем, я уже рассказывал. Я поднялся наверх, а она в тот момент спускалась вниз. Больше я ее не видел. Это все.
Он замолчал. Я молчала уже давно, но не оттого, что нечего было сказать. «Да подумаешь два месяца вместе спали! Ну и кофеек попивали… Втроем с другом одного и любовником другой в кино ходили! Это ведь не повод, чтобы горевать о ней, верно? Что ж, сдохла баба, жалко, но ты быстренько нашел себе замену, и все окей! Простая у тебя живуха, парень! Бесчувственная сволочь, подонок, женоненавистник, самовлюбленный эгоист, козел, наконец!» — вот что вертелось у меня на языке, но я не желала срываться на истерику, решив, что и так много чего лишнего себе сегодня позволила.
Еще немного помолчав, я спросила:
— А почему ты не выкинул косметичку Звеньевой?
— Ну не знаю. Вообще-то я хотел вернуть ее матери Алены, но только ума не приложу, каким образом это сделать. Что я ей скажу, что трахнул ее дочь как раз перед тем, как ее раскромсали?
— Действительно не слишком лицеприятная правда, — согласилась я, поднимаясь. — Ладно, спасибо за чай, приятно вам оставаться, до свидания. — И решительно направилась к выходу.
— Подожди, Юль! — Но я уже обувалась. — А как же чайник? Я поставил… Что я несу? Стой! — Он вышел в прихожую, я поспешно накинула куртку и, не застегиваясь, молча повернулась к двери. — Юля, подожди! — требовательно сказал он, схватил меня за плечи и повернул к себе лицом. — Я не относился к ней серьезно. Если ты заметила, я даже слезинки не проронил. Ее мать наговорила тебе много хорошего про свою дочь, но, сказать по правде, она была той еще шлюхой. Да простят мне небеса, так нельзя говорить об умерших… Но с тобой все по-другому. Ты совсем не такая. Не такая, как все, у меня таких никогда не было… — Я молчала. — Да, я соврал тебе, но не мог я на первом свидании сказать такую вещь, ты же понимаешь! Ну прости меня, я никогда больше не обману тебя. Ну что ты молчишь? Ты дашь мне шанс?
— Я не знаю… — вымолвила я.
— Пойми, то, что случилось, это было до того, как у нас начались серьезные отношения.
— А они начались? — усмехнулась я.
— Да, если ты простишь меня. У нас все будет по-другому. Ну что? — Я сосредоточенно прикидывалась рыбой. — Эх, матрешка… — сказал он тогда и, помимо моей на то воли, крепко прижал к себе. — Давай завтра куда-нибудь сходим? Сейчас ты в замешательстве, столько неприятных неожиданностей… Но завтра — новый день, и ты сможешь сделать переоценку своих мыслей и чувств.
— Я занята завтра, я еду на шашлыки.
— Какие еще шашлыки? С кем?
Нет, он смеет меня ревновать! После всего, что было!
— С классом. — Я рассказала про юбилей учительницы.
— А в другой какой день? — настаивал он.
— Не хочу, — покачала я головой. — И вообще, мне некогда. Я занята поисками убийцы. Раз утверждаешь, что это не ты, не буду больше тратить на тебя драгоценное время.
Он некоторое время смотрел на меня, пытаясь разгадать, серьезно я говорю или нет.
— Опять ты за свое… Я запрещаю тебе заниматься такими опасными вещами!
Я усмехнулась, на сей раз громко и открыто:
— Думаешь, ты имеешь право что-либо мне запрещать? Отдыхай! — Брезгливо отстранившись, я открыла дверь и вышла за порог, удивляясь самой себе за новый стиль поведения. В меня что, вселилась моя подруга Катька?
— Будь осторожна, он же псих! Не ходи одна! И… позвони мне, как только вернешься! — кричал он мне вслед.
Вернувшись домой, я позволила себе закатить истерику, благо родители были на работе. Летало все! Подушки, стулья, тарелки, вилки с ложками и ножами, книжки с газетами, телевизоры и гардеробы — в общем, все, что попадалось на пути. За какие-то несчастные полчаса квартира была перевернута с ног на голову. Засим я легла на пол среди других вещей и принялась выть, подобно волку, увидавшему в небе круглую луну. Еще через час я угомонила свои нервы и до самого вечера приводила квартиру в порядок, устраняя последствия получасового дебоша. Почему убирать всегда сложнее, чем наводить хаос?
Перекусив, я прилегла на кровать, размышляя о том, что мне делать дальше в плане расследования. Да и есть ли вообще смысл его продолжать? Известно, что от Ромки Звеньева ушла где-то без пятнадцати или даже без двадцати четыре (без пятнадцати Ромка уже сидел за столом). По дороге какой-то псих ее покромсал ножом. Ну и как я его найду? Менты и те поймать не могут, а я что сделаю? И если со Звеньевой еще более-менее ясно, то дальше вообще темный лес. Хотел ли он убить именно Орловскую, или она просто попала ему под руку? Интересно, получила ли она перед смертью роковое СМС? Если да, то ответ на предыдущий вопрос очевиден. Но как я это узнаю? Пойду домой к ее родителям с просьбой позволить мне покопаться в ее телефончике? Вернемся к маньяку. Чем могли помешать ему Мироновы? Ума не приложу, такие приятные люди. Так их жалко, очень была красивая пара. Тетя Надя угодила в больницу — оно и понятно, единственного сына потеряла.
Мысли о знакомых людях, пострадавших ни за что, вызвали у меня приступ гнева. Чокнутый ублюдок! Я должна тебя найти! Но как? Может быть… стать подсадной уткой?
С этими мыслями я пододвинула к себе телефон и набрала рабочий номер Акунинского. Поделившись с ним своими соображениями на этот счет, в ответ услышала примерно вот что:
— Образцова, не усложняй мою жизнь! И без тебя много трупов! — Я немного подумала, но так и не поняла, почему же меня причислили к разряду мертвецов. Решила для начала уточнить, а сколько их там натикало, не считая меня. — Не считая тебя, шесть. Не перестанешь совать свой нос — придется и тебя посчитать.
— Не надо меня считать! — испугалась я. — А кто шестая жертва? — проявила любопытство, так как мне на сей момент известны были только пять.
— Образцова, не наглей! Не могу же я в угоду твоему капризу разглашать тайну следствия!
— Если включу новости, все равно же узнаю! Просто я не жалую телевизор, да и из первых уст значительно лучше. Ну пожалуйста! — заканючила я и благодаря этому разжилась следующей информацией: шестым трупом стала опознанная сегодня утром, но убитая вчера вечером некая Дудкина Раиса Степановна шестидесяти двух лет от роду. Последней ее видела сестра убитой, от которой та поехала домой. Успела она доехать или нет, неизвестно, ибо женщина жила одна, но я склонна думать, что не успела.
После общения с Бориской-на-царство я принялась чинить дверцу гардероба, которую сломала в приступе бешенства, опасаясь, что родители вот-вот вернутся с работы и накажут меня. Но зря я торопилась: на мобильный звякнула мама с сообщением о том, что они с папой сразу после работы встретились и отчалили к друзьям, так что до полуночи их и ждать не стоит. Завтра выходной, поэтому они постараются оторваться на всю катушку, дабы сбросить с себя напряжение тяжелой рабочей недели. Далее эстафету перенял папаня, велев мне вести себя хорошо, не проказничать, а то уши оторвет. Ну как с маленькой, ей-богу! Но тут я бросила взгляд на висевшую на одной петле дверцу, над которой я сейчас колдовала, вооружившись отверткой и саморезом, да на отказывающий транслировать половину каналов телевизор (это после моих удачных хуков правой в его корпус), и поняла: папа не зря говорит.
