И вот все негативные эмоции вернулись ко мне и выплеснулись наружу.
— Вы понимаете, что у меня друга убили?! Я видела, как кровь с ошметками кишок капает в ту же лодку, в которой он и лежал! Как вы смеете о чем-то меня спрашивать?!
— Кстати, откуда лодка-то? — вовсе не смутился он от моих нападков. — И как она оказалась в лесу? Непорядок, граждане.
— Я ничего больше не скажу без своего личного агента из Следственного Комитета. Вам понятно?
— Че сказала? — нахмурил второй брови. — Как это понимать? Че за агент такой?
— Акунинский Борис Николаевич, — нарушила я свое слово, решив пояснить.
— Это хто, Вован? — Это не опечатка. Он так и сказал «хто», вместо «кто». Деревня.
— Следователь-важняк, — ответил тот. Слава богу, Бориса здесь знают.
— У, какая ты у нас крутая!
— Ладно, поедем к твоему следователю, — сказал Вован. — Только я вот что тебе скажу. Друганы твои, что как будто бы мясо жарили, пока вы алое пятнышко на сугробе, как бараны тупые, разглядывали, зарезали чувака этого на пару, и все. Затем вы все посидели и придумали, как неизвестный в костюме убийцы шустро удалился на голубом «Опеле». — Я лишь высокомерно отвернулась, продолжая хранить молчание.
В кабинете родимого друга я почувствовала себя куда более комфортно и защищенно и принялась жаловаться, размазывая по щекам слезы:
— Теперь они пытаются убедить меня в том, что Сашка с Димкой убили Ваньку, хладнокровно выпустив ему кишки наружу, а тип в костюме нам всем померещился! А то и не померещился, а мы, видите ли, сговорились! А еще они обозвали нас тупыми баранами! — вспоминала я все обиды.
— Да уж, — посуровел Борис Николаич, поняв, что его подругу обидели, и сказал нежно: — Ну ладно, не плачь, не стоят они того. — А я и не догадывалась, что мой лысый друг способен на нежность, подавно — ко мне, и потому расплакалась от умиления. А поскольку я и без того рыдала, то слез хлынуло в два раза больше. Но Акунинский меня не понял. — Знай, Юлия Сергеевна, не все такие. Группа Грядина — ложка дегтя в рядах бравых оперативников. Ему вечно мерещатся всякие заговоры и обманы. А на самом деле, просто вкалывать лень, и никаких моральных принципов нет. Засадит любого случайного прохожего, лишь бы перед начальством отчитаться, галочку поставить. А начальство и копать не станет, найден убийца — и дело с концом!
— Как же так? — расстроилась я, представив себе, сколько невиновных людей пострадали из-за халатности таких работников. — Неужели мир так несправедлив? — продолжала реветь я.
— Ну не переживай, на то и существуем мы. На вот, воды попей, — протянули мне прозрачную жидкость в граненом стакане. Я выпила одним залпом.
— То есть вы как бы начальство над операми? — успокоившись и шмыгнув пару раз напоследок носом, начала я что-то просекать. А то одни — опера, иные — следователи. А разница где?
— Не то чтобы начальство, но следователь — да, всегда главнее. Он думает, кого нужно опросить, какую информацию собрать, а опера это выполняют, предоставляя мне отчеты, которые собираются в уголовное дело. Я закрываю дело и передаю его в суд.
— Побольше бы таких хороших следователей, как вы!
— Ну ладно тебе, — смутился Акунинский и порозовел от удовольствия, что его ценят по достоинству. — Вообще-то без оперов я — как без рук. К тому же, говорю, опергруппа Грядина — единственное слабое звено из всех, с кем мне доводилось вместе работать. Итак, что-то мы отвлеклись. Рассказывай, Юлия Сергеевна, все заново и по порядку. Опусти все эти эмоции и негодования. Только факты. — Я выполнила просьбу. — Твои одноклассники утверждают, что преследовали его до тех пор, пока он не запрыгнул в «Опель — Омега» голубого цвета и скрылся с глаз. Номер запомнили все, и тем не менее каждый из твоих приятелей называет разный. То 113, то 118, то 110, а то и вовсе 337.
— Это Танька, — уверенно махнула я рукой, узнав подругу по повадкам. — Она вечно все путает. Не берите ее в расчет. Что мальчишки говорят? Сашка и Димка?
— Один настаивает на 113, другой — на 118.
— «3» и «8» с расстояния нелегко различить, — согласилась я с ребятами, ведь цифры и впрямь похожи.
— В любом случае «Опель — Омега» с подобными номерами в розыске не числится, это я уже проверил. Ничего, найдем мы его, не переживай. А пока тебе лучше спрятаться.
— То есть?
— У меня пару часов назад Екатерина Михайловна была.
— Что за Екатерина Михайловна?… А, Катька, что ли? Так бы и сказали, что Катька!
— Не положено, — подмигнул он мне. — Вот, она рассказала о ночном звонке. И о парне в бейсболке. И о том, что ты продолжаешь встречаться с тем парнем из кинотеатра, хотя я тебе запрещал.
— Стукачка, — фыркнула я, мысленно таская лучшую подругу за волосы.
— Не стукачка, а молодец! — вступился следователь за Любимову. — Хотя обо всем этом я должен был от тебя узнать первым делом, от те-бя!
— Я хотела рассказать! Да все как-то недосуг…
— Недосуг ей! — разгневался Борис, поднялся и принялся расхаживать по кабинету туда-сюда. Он всегда так делал, когда отчитывал меня за промахи. — С огнем играешь, Юлия! Шило у тебя, что ли, в одном месте, за преступниками гоняться? Тебе в школу милиции следовало идти, а не в экономисты! Ладно, слушай. Мы «жучок» тебе поставили, рядом с подъездом мой доверенный будет вести прослушку. И аппарат новый поставили, с определителем, авось снова позвонит. Если так, держи его подольше, чтобы аппарат сумел номер засечь, а дальше — дело техники. Это пожелание начальства. Теперь мое личное пожелание. — Борис Николаевич остановился, подошел поближе, взял меня за руку и жалостливо посмотрел в глаза. — Убегай отсюда. Затаись в каком-нибудь никому не известном месте, где он не сможет тебя найти, и сиди там, пока все не утрясется.
— Куда я убегу? Мне некуда. — На самом деле, если хорошенько подумать, можно найти куда. Но, во-первых, я не люблю доставлять неудобства людям (тем, у кого мне придется жить), во-вторых, маньяк не станет мне звонить, если я сбегу. Не знаю как, но он выяснит это, и тогда его не поймают. Одна надежда на телефон.
«Ха, телефон, — проснулся внутренний голос. — Забыла, что он все про тебя знает? Он уже в курсе, что тебе поставили определитель. Он не будет звонить, не такой дурак. А если ты сбежишь, поджав хвост, он будет знать заранее куда, еще до того, как ты сама это решишь, и встретит тебя на пороге с ножом в руке».
— Да хоть к черту на кулички! — разгневался Бориска. — Лишь бы он тебя не нашел. Это действительно становится очень опасным. Боже, как ты умудряешься каждый раз влипнуть по самое не балуй?! Когда-нибудь это окончится моргом! И что я буду делать в этом случае? Когда он убьет тебя? Что я родителям твоим скажу? Как объясню, почему не уберег?
— Чему быть, того не миновать, — выдала я философски и попыталась пошутить: — А вы, дядя Борис, найдете себе новую любимую свидетельницу! А родители новую дочку родят, и все заживут как прежде.
