Внезапно появилась мысль позвонить Акунинскому и поведать ему о своих соображениях и Катькиных намеках относительно количества напарников Убийцы в маске. А если предположить, что у него напарников вовсе не было, то, как верно заметила Катя, ничего не получается. Но ничего не получается у нас с Катей, так как мы еще молоды и не служили в правоохранительных органах, короче, мало опыта в таких вещах. Вот для того-то мне и понадобился старший друг. Он-то обязательно сообразит, почему у нас не сложился пазл, и добавит не хватающих кусочков.
Я взяла в руки мобильник и испустила тяжкий вздох: «Поиск сети». Странно, деревня и впрямь находится в низине, но это же не метро! И мы не в горах живем. Впрочем, я недавно сменила оператора, а раньше в деревне у меня точно был прием: я пару раз звонила отсюда отцу с просьбой забрать меня. Так что проблема в компании, а не в местности.
Не успела я опечалиться, как решение пришло само собой: позвонить можно и от почты. Это открытие подняло мне настроение, подпорченное книгой, — хоть какое-то развлечение! — но сперва я решила пообедать, так как время уже близилось к трем.
Так и поступила. Умяла суп «Ролтон», разведенный кипятком, слопала бутерброд с сыром, а затем уже, надев куртку и заперев дом на замок, отправилась к почтовому отделению. Оно некоторое время не работало, но на стене с внешней стороны до сих пор остается нетронутым, цельным, а главное — работающим таксофон. Учитывая менталитет русских (где не могу построить, там хотя бы сломаю), это просто фантастика. Мало того что у аппарата не оторвана трубка, что рано или поздно случается с девяносто девятью уличными телефонами из ста, так еще и слов нецензурных нигде не накарябано! Воистину, мировая загадка. Впрочем, по словам Катьки, из проживающих здесь — одни бабки, к тому же инвалиды. Желание что-нибудь сломать, изгадить благодаря русской национальности у них должно иметься в наличии, а вот сил-то, пожалуй, не хватит.
Я позвонила Акунинскому на работу, так как вряд ли местный таксофон позволил бы звонить на мобильный. Там мне сообщили, что «по особо важным» отбыл на место происшествия. Что поделать, не судьба.
Тогда я набрала свой домашний номер. Мама ответила, что все у них в порядке и никакие шизики с ножами и в масках на них не нападали. С плеч свалилась гора, а с души — камень, я попрощалась и, успокоенная, направилась обратно.
Что за черт?…
Дверь в дом была открыта. Я же точно помню, что запирала ее!
Подойдя поближе, разглядела на ней следы взлома. Вот блин, чушь какая. Только вконец не уважающий себя домушник мог вломиться в этакую рухлядь.
«Не бойся, он пришел, посмотрел, что ничего здесь нет, и ушел ни с чем, — успокаивала я себя, делая робкие шаги навстречу потенциальной опасности, — так что здесь никого нет».
Я остановилась на террасе и прислушалась, стараясь не дышать. Вроде бы тихо.
— Эй, кто здесь? — осмелела я. — Убирайся, не то вызову поли…
Я запнулась, выловив глазами лист бумаги на столике. Он был весь черный, не считая короткого предложения, напечатанного контрастирующими с фоном листа белыми буквами и состоящего лишь из местоимения и наречия: «Я здесь».
Мурашки побежали по спине, ногам и рукам, а живот сковало недобрым холодом.
Может быть, это Катька? Ха, у нее ключи имеются. Тогда… Ромка? Он ведь обещал приехать.
Да, как же! Во-первых, номер дома я ему не сказала, а во-вторых, и знал бы — стал ждать меня снаружи, а не выламывать дверь.
Может, он испугался за меня? Стучал в дверь — никто ему не открыл, вот и решил, что что-то случилось.
Выдумала тоже. А как объяснить тогда дурацкое двусмысленное послание? «Я здесь» может означать «Я здесь, чтобы навестить тебя» или же «Я здесь, чтобы убить тебя». Ради моей личной безопасности предпочтительнее первый вариант, но, к сожалению, он совершенно не котируется с предшествовавшими записке событиями. Остается второй вариант: это маньяк, и он здесь, чтобы меня убить. И на сей раз он наверняка сделает это.
Стараясь ступать бесшумно, я медленно прошла в столовую. Сердце екало в груди, но кухня оказалась пуста. А, он в зале, догадалась я и вынула из верхнего ящика стола разделочный нож. Посмотрим, кто кого!
«Ты че творишь, дура? — нашептывал мне внутренний голос, срываясь на панический визг в связи с невменяемостью его второго я — меня самой. — Сматывайся отсюда, полоумная мазохистка! Самоубийца!»
Но я упорно делала шаги в направлении зала, пытаясь производить как можно меньше шума. Это должно наконец закончиться! Иначе я не выдержу больше этой пытки, этого кошмара! Или он меня, или я его, но именно сегодня, именно здесь и именно сейчас. А то я свихнусь или же предприму суицидальную попытку.
Осторожно взявшись за ручку двери, я потянула ее на себя. Бесспорно, мои шансы если не равны нулю, то сильно к нему приближены. И все же я должна хотя бы попытаться отомстить за смерть невинных людей и спасти саму себя.
Дверь, как назло, скрипнула, и душа от этого ушла в пятки, предчувствуя очень скорую встречу с маньяком.
В зале никого не было. Понятно, значит, спальни. Левая или правая?
…В левой его не оказалось. Я смахнула пот со лба. Снова пронесло. Но это в последний раз, ему негде больше быть, кроме как в комнате, где я планировала ночевать. В комнате, что находилась за стеной. В правой спальне.
«Еще не поздно отступить! Убежать, улететь, скрыться, затаиться и забыться!»
Так, внутренний голос заговорил стихами. Это не к добру! Пришлось его отключить. Сейчас мне разум ни к чему, мне нужны силы (еженедельно занимаюсь с гантелями), ловкость (вообще очень дружу со спортом) и… ярость. Вот мой единственный козырь — надо сильно разозлиться. И напасть первой. Мой маленький шанс.
Я вышла в зал и стала передвигаться в сторону комнаты, держа рукоять ножа на уровне глаз. Мое прерывистое дыхание становилось все громче, разнося в пух и прах все предыдущие попытки законспирировать траекторию обхода помещений. Безусловно, он знал, что я уже вернулась (сама же орала, как дура: «Кто здесь?! Кто здесь?!»), но он не мог знать, где я на данный момент нахожусь и как скоро его посещу, и это давало мне определенные преимущества. Только, повторюсь, нападать нужно первой и сию же секунду, пока он не успел опомниться и прийти в боевую готовность.
Словно заправский каратист, я ударом ноги вышибла дверь и вломилась в свою же на данный период времени опочивальню, готовая надрать задницу любому козлу, что попадется на моем бравом пути, но попался отнюдь не козел, а обыкновенный лист бумаги. Как и предшествующий, он был черным. Белые буквы гласили: «Я в подполе».
Я истерично хохотнула. Скотина играет со мной. То-то бы он повеселился, видя, как я выбиваю дверь! Или… он видел?
Я подскочила и всем торсом развернулась к небольшому окну без намека на тюль и шторы или жалюзи: за ним никого не было.
Я вернулась в столовую, ибо только там был не то что даже подпол, скорее, небольшой погреб. Там бабушка Кати хранит всякие соленья, компоты и варенье. В общем, банки-склянки. Но это глупо с его стороны: поместиться в погребе может только один человек. Выходит, он будет сражаться со мной снизу, а я — сверху. То есть у меня более выгодное положения, так зачем ему это?
