Сказать, что я офонарела, услышав такое, — не сказать ровным счетом ничего. У меня был шок. Я долго молчала, затем, сглотнув, уточнила:
— Ты про кого сейчас говоришь?
— Так про нее же, про тварь эту. Последнюю жертву.
— Подожди-ка. Я думала, ты по ней страдаешь.
— Да Господь с тобой! Стервой была — стервой и отрупела. Я по себе страдаю!
Чувствуя, как шарики заходят куда-то далеко за ролики, я попыталась все же продолжить трудно поддающийся пониманию диалог:
— Что-то не въеду никак: ты-то тут при чем?
— Как при чем? Каждый ежик знает, что мы с ней были смертными врагами. Образец, я боюсь, что меня обвинят в ее убийстве. Мне страшно! Я не хочу в тюрьму!
После этого Лида слезно вымогала у меня разрешения прийти ко мне в гости, и я сперва отнекивалась (в квартире было не убрано), но затем, посочувствовав человеку, пошла навстречу. Дома (мать тактично отчалила в магазин, чтобы нам не мешать) Пронина вновь принялась на пустом месте страдать, роняя слезы в поставленную совершенно не для этих целей у нее перед носом чашку чая.
— Ну как ты не понимаешь! У меня нет алиби! Я целый день сидела дома. Одна! Ой, повяжут меня…
— Перестань. Для суда отсутствие алиби — лишь косвенная улика, за это никто тебя никуда не посадит, — разумно убеждала я приятельницу в обратном.
— Для суда? — испугалась пуще прежнего Семенова. — Даже один суд повредит моей репутации. Семенов выбросит меня из дома, если я окажусь замешана в чем-то, что может повредить его статусу. Даже если меня потом оправдают. Все, табу! У человека его круга не должно быть жены, которую подозревали в убийстве, понимаешь?
Я со вздохом произнесла:
— Да, этот мир ужасен. — От упоминания этого печального факта я с горя решила выпить свой чай, но Лидка схватила меня за руку — ту, которой я и взялась за чашку, — препятствуя запланированному действию.
— Образец, ты можешь сказать, что мы весь день были вместе, а?
— А? — повторила я за Лидкой, удивившись. — Но ведь за дачу ложных показаний…
— Нет-нет, не для суда, а для Пусика! Чтобы он знал наверняка, что я ни при чем! — Я сумела лишь растерянно моргать в ответ. — Впрочем, — махнула она, — это мне не поможет…
Пользуясь тем, что Пронина отпустила мою ладонь, я отпила-таки чай, а затем предложила:
— Лид, расскажи мне все по порядку. Тогда и будем думать. Что это за девушка, что у вас были за отношения и кто может подумать, что это ты отважилась на такой жестокий шаг, как убийство.
— Ее звали Эвелина Антонич.
— Редкое имя, — отметила я.
— Да, и стерва редкостная! — ядовито ухмыльнулась Пронина. — Вообще никаких моральных принципов у человека! Короче, она из моей среды — завзятая тусовщица. Папахен ейный — главврач крутой платной клиники, маман — известный парикмахер-стилист, у нее свой салон, и по слухам она самих «закатников» к выступлению готовит… Слышала о таких? — «Закат» — начинающая молодежная группа, о которой я, конечно, что-то слышала, так как была не совсем дремучей, потому кивнула. — Во. Девочка избалована донельзя, в таком университете училась, мама дорогая… Боюсь вслух произнести стоимость за год обучения! Но этого ей оказалось мало, и девушка задумала стать известной топ-моделью, обойти саму Хайди Клум!
— Как вы с ней общались?
— Да мы не общались. Просто встретились один раз на презентации, наш общий знакомый книгу наваял, ну и обменялись любезностями… Я еще была слегка подшофе, короче вылила ей вино прямо на светлое салатовое платье. Она ответила пощечиной, а я пообещала надрать ей задницу в глухой подворотне. Так и получилось! Ее нашли неподалеку от недавно открытого модного бутика в центре города, во дворе, с вспоротым животом. Сучка! Решила подохнуть прямо через две недели после нашей разборки! Подождала бы год-другой! Глядишь, никто б и не вспомнил про ссору.
— Лид, послушай. — Я взяла ее за руку. — Это убийство копирует другие такие же убийства, это почерк того самого маньяка, который убил Ваньку.
— А потом пугал нас в лесу! — напомнила Пронина, но я проигнорировала ее слова: не хватало объяснять, кто на самом деле пугал нас на дороге и зачем он это делал. Вместо этого продолжила:
— Максимум, что тебе грозит — общение со следователем. Но ты ведь уже давала показания, когда вместе с ребятами вы вспоминали номера автомобиля, на котором отчалил… хм… человек в коричневом костюме. Это то же самое. Пообщавшись с тобой, люди поймут, что никакая ты не убийца, и на этом все закончится.
— Но как они поймут?
— Ну… ты не похожа на убийцу. Существует избитое мнение, что молоденькая длинноногая блондинка подле крутого преуспевающего мешка с деньгами невыносимо глупа и не способна на серию жестоких, кровавых — и вместе с тем продуманных! — убийств.
— То есть, — щеки собеседницы нездорово покраснели, а зрачки засверкали лютой злостью, — ты хочешь сказать, что я тупая, да? Только из-за того, что у меня богатый муж, ты считаешь меня тупой?! Нет, ты ответь: я дура, да?!
«Ну совсем, что ль, дура?» — хотелось мне на это возразить, но я быстро сообразила, что этим начну сама себе противоречить, и ответила спокойно:
— Нет, Лида. Я этого не говорила. Я сказала только: распространенное мнение, которого многие придерживаются. Это нам и нужно.
— Не гони фуфло! — стукнула она крошечным кулачком по деревянной крышке стола. — Ты назвала меня тупоголовой идиоткой!
Я глубоко вздохнула. Вот ведь женщины, да? Муху с ног на башку перевернут, да еще и слона из нее раздуют! Собственно говоря, не все мы такие, это особый тип характера.
— Лида, прекрати истерику! — начала я терять терпение и, вспомнив, что я дочь своего отца, как уже говорилось — военного человека, тоже стукнула по столу.
— Ах, я еще и истеричка, да?! — скривила Семенова ярко размалеванные ядовито-красной помадой губы. — А ты… ты… вонючая завистница!
Обидев меня, притом незаслуженно (завистливостью я не отличалась никогда, я считаю, что если кому-то чего-то не дано, значит, так суждено, к тому же абсолютно счастливых людей не бывает, у каждого свои проблемы, зачем тогда завидовать), она вскочила со стула — тот с грохотом повалился на пол — и пулей вылетела из квартиры.
— Не мир, а бардак! — фыркнула я.
Глава 14
Вечером объявилась по телефону Катька.
— Ты почему дома? И почему по бабуськиному домику словно мамонт пробежал? — гневалась она. — Приезжаю я, значит, с института, а там… — Она присвистнула, показывая, что «там» было то еще зрелище, а я поскорее рассказала ей, что произошло, чтобы оправдаться в глазах лучшей подруги. Среагировала она бурно: — Кошмар!! Кошмар!! Тебя чуть не убил маньяк, а потом оказалось, что это был тот самый парень в косухе, и он к тому же приходится лучшим другом твоему Ромке, купно с которым они и придумали этот бредовый план, чтобы с помощью тебя вызволить их общего друга из СИЗО?! — на одном дыхании выдала Катя, а я подтвердила, что поняла она все правильно. — Кошмар! Жуть! Как ты это перенесла? — Собеседница сказала ей, что перенесла это крайне плохо. — Бедная моя подруга… Но этот твой! Совсем он ненормальный, что ли?! Законов, поди, не знает. Их дорогого Митяя обязаны были выпустить через сорок восемь часов или же предъявить обвинение. А коли прямых доказательств нет, какое на фиг обвинение?
