Внезапно рука убийцы застыла, перестав махать перед нашими лицами ножом, а сам он указательным пальцем другой руки постучал себе по виску, мол, какой я дурак! Мы насторожились, и правильно: держа нас кончиком лезвия как бы «на мушке», он изворотливо просунул в то же отверстие в стекле свободную руку и, согнув ее в локте, спокойно поднял пластмассовую кнопку вверх. Мы не могли этому помешать, так как чуть дернешься — и нож проткнет тебя, как тряпичную куклу, так что просто с немым ужасом наблюдали за тем, как маньяк высовывает наружу сначала свободную руку и тут же хватается ею за ручку, затем — руку с ножом, чтобы залезть в уже открытую дверь и попытаться изрезать нас на куски.
Открыв пошире дверцу, убийца полез а машину — мы завопили покруче самых заправских сирен, — но в этот самый момент наконец-то подоспевший Самойлов, слезши с велосипеда, этим же самым велосипедом ка-ак хрястнет по позвоночнику преступника, который по причине занятости своими жертвами выхода нового персонажа на сцену не заметил. Вследствие этого маньяк крякнул и повалился нижней частью тела наземь, а верхней — на своих же неслучившихся жертв, надолго затихнув. Паша, взяв у него ключи, выкинул тело на улицу, сел в машину, сдвинув Катю на мое сидение, захлопнул дверь и завел мотор. Поняв, что появился шанс на спасение, я стала внушать себе, что нужно приободриться, но сознание упорно настаивало на том, чтобы меня покинуть. Но кто же знает, сумею ли я вернуться после этого к жизни? Вдруг кровопотеря настолько велика, что дальше — только кома, а после — смерть? Мне вспомнилась Рустамовна-Руслановна. Как же звучала ее молитва на выздоровление?
— Аста ла виста, бьем спиннингиста, — проворчала я и все-таки отключилась.
— Эх, ты! Стыдоба! Рана совсем пустяковая, царапина, а не рана, а она в обмороки падает! Вставай, неженка! — донесся до меня грубый женский голос сквозь пелену небытия. Я оказалась лежащей вниз лицом на кушетке, а над моей спиной колдовала тетка немалых габаритов, с черными усиками над губой (тестостерон зашкаливает?) и в белом медицинском халате. Катька с перебинтованной ногой и Паша сидели рядом на стульях. Я осторожно, прислушиваясь к своим внутренностям, приподнялась. — Не боись, трус, не развалишься! — продолжила с неописуемым удовольствием в голосе срамить меня медсестра. Да какая она медсестра? Скорее, медсеструха или медсестрище. — У подруги твоей похуже ранение, месяц хромать будет. Семь швов без наркоза наложили. Так нет же — даже слезинки не проронила.
Я воззрилась на суперменшу и Женщину-кошку в одном лице и с недоумением произнесла:
— А как же кровь? Ты же сама говорила!
— Оказывается, это была моя кровь, — скромно потупив глазки, ответила та. — Она брызнула на тебя, когда мы вылезали из машины, и маньяк проткнул мне ногу чуть выше щиколотки. Тебя он лишь слегка задел. Повезло, что джинсовка плотная, иначе хуже бы вышло.
— Но я же чувствовала… что меня покидают силы, и я умираю! — хваталась я за последнюю соломинку выглядеть перед друзьями страдающей, но выносливой и храброй жертвой нападения.
На это увлекающийся психологией Павел ответил:
— Ну, самовнушение играет очень важную роль в нашей жизни. Если опытный гипнотизер сумеет внушить смертельно больному, что он здоров, тот действительно может вылечиться! Удивительно, но факт. Эффект Плацебо. Также бывает и наоборот…
— Понятно. — Само собой, мне было очень стыдно за мое малодушие, и почему-то больше всего не перед лучшей подругой, с которой съеден не один пуд соли и распит не один литр… чая, и даже не перед незнакомой взрослой женщиной, видавшей вещи похуже, чем то, что у меня на спине уместилось под одним маленьким пластырем, а именно перед Пашей. Странное дело.
Ах, я не чувствую боли, я что, умираю? Ах, поищи у меня рану… Ах, меня покидает жизнь, я даже говорить уже не могу… Это я.
«Что у тебя с ногой?» — «Да так, сущие пустяки». Это Катя. И «сущие пустяки», из-за которых подруга не сможет месяц нормально передвигаться, не помешали ей отразить все нападения маньяка, в то время как я считала эти долбаные джоули… Вспомнила, тоже, джоули… Сколько лет у меня не было физики? Но в чем измеряется энергия, я почему-то перед лицом смерти умудрилась вспомнить. Да еще и в обморок грохнулась. Короче, позор мне смертный.
Я слезла с кушетки, старательно не поднимая на друзей глаз. Куда бы мне смотреть? О, на бесхозный стул, стоящий чуть поодаль от них, на котором однако, несмотря на его «ничейность», висит черная тонкая водолазка, ну очень напоминающая мою. Да, по-моему, моя и есть. Стоп, а что же тогда на мне?
Я опустила взор на свою грудь. Так, спасибо, что хоть бюстгальтер на мне оставили! Слава богу, он непрозрачный, с толстым слоем поролона.
Густо покраснев, я напялила порезанную водолазку.
— Что с маньяком? — пользуясь тем, что медсестрище вышло в смежный кабинет, спросила я скорее Катю, но ответил Самойлов:
— Я, когда ехал, вызвал ментов. Но когда мы тронулись в больницу, на место прибыл почему-то ваш следователь.
— Это я ему позвонила, — пояснила Катя.
— Ну вот, я сдал ему на руки Убийцу в маске, потом снова сел за руль и привез вас сюда, а он остался дожидаться опергруппу.
«Сдал ему Убийцу в маске», как круто это прозвучало! Не знала, что Паша способен на такой подвиг. То, что Катя суперменша, я узнала еще давно, теперь выяснилось, что и Паша хоть куда, одна я лапша лапшой.
Мы вышли из здания, Катя, опирающаяся одной рукой на Пашу, другой — на меня, предположила:
— Бориска сейчас на себе, наверно, последние волосы рвет. Он же не видел через стекло, в каком мы состоянии.
Я испугалась:
— Быстрее, к нему! Пока еще хоть что-то осталось!
Троица почапала к остановке. Тут Паша стукнул себя по лбу:
— Е-мое! А как же велик? Он ведь остался совсем один, там, в лесу. А вдруг его менты присвоили? Надо вызволять!
— Паша, — рассудительно изрекла Катерина, — твое транспортное средство проходит по делу маньяка как вещественное доказательство. Адвокат убийцы, скорее всего, подаст в суд на тебя за попытку физической ликвидации его клиента. Твой велосипед должен пройти тщательную экспертизу.
Самойлов растерянно поморгал глазищами и задал по-детски наивный вопрос:
— Правда? — На что две подруги, не сговариваясь, усиленно закивали головами. — Ну отстой! Срочно надо забрать с места происшествия велик, пока адвокат до него не добрался! — Тут подошел автобус, как раз идущий в сторону лесополосы. — Так, мне с вами не по пути. Счастливо доехать. Я заберу велик и тут же к вам, окей? — И, не дожидаясь нашего согласия, Павел запрыгнул в «пазик», следуя своей новой миссии — спасти железного коня.
Мы засмеялись.
— Ну вот, теперь мне тебя на себе придется тащить, — пожаловалась я. — Пополам с Пашей эта работка казалась полегче.
Подружка пожала плечами.
— Зато прикольно получилось. — Больше всего на свете она любила прикалываться над другом. Стоит сказать, из раза в раз у нее это получается все более изобретательно, иначе как объяснить тот факт, что Павел неизменно попадается на ее удочку?