— Не знаю, — пожала я плечами, все еще лежа на полу. — Зови отца.
Папа помог мне подняться, затем устремил заспанные глаза на коробку.
— Да ладно. Фигня это. — И почесал затылок.
Тут уж и соседи всех трех квартир повыскакивали на площадку.
Баба Клава прижала руки к обширной груди.
— Это все фашисты! Они, окаянные, мину подложили! Вот гитлеровцы, вот злодеи!
Да, неспроста я вспоминала сегодня Адольфа недобрым словом. Неужто решил отомстить мне таким способом? Как это жестоко, из-за одной меня взрывать целый подъезд!
— Так и знала, что они вернутся, — убивалась соседка, едва не плача.
— Ага, а с ними ахтун минен! — хмыкнул дядя Саша, папин приятель, и скрылся в недрах своей квартиры, потеряв интерес к происходящему. Однако с других этажей жильцы, напротив, стали подтягиваться.
— Да не, — вторил отец сам себе, не переставая чесать затылок. — Фигня это всё.
— Разойдись! — рявкнула мать и, встав на корточки, приложила к коробке свое чуткое ухо. — Ах! Тикает!
— Ах! — раздалось со всех концов. — Тикает!
— Срочно саперов вызывайте, — посоветовал нам мужик с первого этажа и, быстро смекнув, что к чему, незамедлительно убег восвояси.
— Да ну, — отмахнулся папаня. — Фигня это всё.
Однако мама, вняв совету, полетела кому-то звонить, а соседи по очереди наклонялись, прислоняя ухо к страшной посылке, и убежденно заявляли:
— И вправду тикает!
Я от них решила не отставать и сделала то же самое. Действительно тикает! Повторив фразу вслух и отметив, что все вокруг удовлетворенно кивнули, я подумала про себя: «Кошмар какой-то!» В то же время мне как-то до конца не верилось в то, что это на самом деле взрывное устройство.
Когда последний обитатель подъезда совершил обряд посвящения путем слушания таинственной коробочки, мы обездвижились и призадумались.
Вскоре наши ряды пополнил живущий неподалеку участковый, которому мама, оказывается, и звонила.
— Здравья желаю, — непонятной национальности именем представился он и козырнул. — Что у вас здесь, товарищи проживающие?
— Гитлер капут, вот что! — высказалась с болью за все отечество, понесшее много людских потерь от проклятых немцев, баба Клава.
— Не понял?
— Бомба, — заговорщицким шепотом оповестила участкового мама, кивнув на упаковку под ногами.
— Да какая бомба?! Фигня! — раздраженно отозвался отец и вернулся в квартиру.
Честно говоря, я была с ним солидарна, поменяв свое недавнишнее мнение, повергшее меня в обморок, но уходить не спешила: так недолго самое интересное пропустить.
— С чего взяли, что бомба? — усомнился мужчина в форме, на что получил довольно интригующий ответ:
— А вы наклонитесь! Тогда узнаете.
— Не понял! — возмутился участковый: сегодня он явно сообразительностью не отличался.
Мать смиренно повторила:
— Наклонитесь, говорю, и послушайте!
Выполнив требование, участковый убедился, что «и впрямь тикает». Не мудрствуя лукаво он вызвал подкрепление.
Новоприбывшие менты, выполнив по очереди ставший уже знаменитым обряд, решили, что коробку следует вскрыть.
— Только не на моей кухне! — отрезала мать. Ей очень нравились наши светлые обои.
— Вскрывать будем здесь. Всех просим пройти на свои жилплощади и поплотнее закрыть двери.
Пройти-то мы, конечно, прошли, но за спектаклем все ж таки наблюдали через глазки.
Один бойкий капитан вспорол лиловую упаковку перочинным ножиком и заглянул внутрь. Взрыва не последовало. Затем он достал какой-то цветной прямоугольник и крикнул:
— Кто здесь Юлия?
Я тут же выползла на площадку и получила в руки свою законную коробку со всем ее содержимым.
— Это вам, — не скрывая улыбки, обрадовал он и загоготал. Следом за ним — все остальные. — В следующий раз, — вытерев выступившие не то от смеха, не то от напряжение слезы, погрозил он мне пальцем, — накажем.
— За что? — возмутилась я тем, что на меня пытаются повесить террористический акт. — Это не я ее подложила! Зачем мне взрывать дом, в котором я живу? У меня другого нет. И потом, я не умею их готовить!
— Готовить? — переспросил капитан, и тут же в его животе что-то громко заурчало. — Кого?
— Бомбы!
Они захохотали еще пуще, а я додумалась наконец заглянуть в свой трофей.
Настенные часы в форме сердечка и розовая с белыми цветами открытка. «За твои красивые серые глаза и милую улыбку, — значилось в ней. — С 8 Марта!» И подпись: «Роман».
* * *
Темная, беззвездная ночь. Она шла неосвещенным двором к дороге, кутаясь в коротенькую, едва достающую до пояса, курточку и думая о матери. В последнее время они часто ругались, мать настаивала на том, что надо ежедневно посещать школу, тем более в одиннадцатом классе, когда предстоят решающие экзамены. Плюс к тому — допоздна не гуляй, музыку громко не слушай, бросай курить, не пей на вечеринках… Господи, какая она зануда! Если бы мать только узнала, что она и марихуаной иногда развлекается, да и с парнями давно уже не только целуется, что бы было? У нее, наверно, случился бы инфаркт!
Девушка хихикнула, продолжая идти и не отрывая прищуренных глаз от земли: она старалась разглядеть то, что находилось под ногами, так как двор по своей чистоте приближался к свалке, а света молодой, зарождающейся луны было явно недостаточно для того, чтобы не напрягать орган зрения. Так немудрено и ноги переломать.
Какой-то шорох достиг ее ушей, и она наконец оторвала глаза от почвы, припорошенной кое-где снегом и усыпанной мусором.
Ха, он ждет ее! Она даже не смела надеяться на такой подарок.
«Как же мне сегодня подфартило! — думала она, подходя ближе. — Господи, ты любишь меня! Аллилуйя!»
* * *
В десять утра вышел специальный выпуск новостей по нашему местному каналу.
— Жуткое преступление совершилось в четыре утра во дворе Дворца культуры «Гигант», где проходила премьера кровавого ужастика о серийном маньяке-убийце «Визг 4», — заупокойным голосом вещала диктор — серьезная женщина лет тридцати в строгом синем костюме. — Была зверски истерзана шестнадцатилетняя ученица одиннадцатого класса средней общеобразовательной школы № 5 Алена Звеньева. — На экране высветилась крупным планом фотография убитой школьницы. Явно крашеные иссиня-черные волосы стильно подстрижены, черная подводка и килограмм туши вокруг небольших карих глаз, лицо бледное не то из-за самой кожи, не то из-за пудры, ее покрывающей, на губах — темно-бордовая помада. Но в целом, лицо производило приятное впечатление, девушка, несмотря на боевую раскраску, была симпатичной.