Я растерялась и как-то даже сникла.
— Ну откуда же мне знать? Не разглядела, темно было. Да и вообще, специально разве туда посмотришь? — Я имела в виду номера.
— Ну да, ну да…
— Да вы не расстраивайтесь, дядя Боря! Я могу у Ромки номера спросить. Как бы невзначай.
— Даже не думай! — огрызнулся он. — Твоим Ромкой займутся опера. А сама с ним лучше пока не встречайся, поняла? От греха подальше. Сама знаешь, как тебе везет на новых знакомых. — Я не могла не согласиться с этим утверждением и посему смиренно кивнула. — А про то, что со мной беседовала, вообще ни-ни! Поняла?
— Поняла, — вздохнула я. Здесь у меня затренькал мобильный. Покопавшись в сумочке, я вытащила на свет божий старенький Siemens и подивилась высветившемуся незнакомому номеру. Кто это?
— Надеюсь, это не твой новый ухажер названивает? — среагировал Бориска.
А-а, точно!
— Не-ет! — соврала я, покраснев, точно спелый помидор, и отключила сотовый.
— Лучше даже по телефону с ним не общайся, а то мало ли чего… Говоришь, живет рядышком с ДК? Интересненько.
Я ничего интересного в этом факте не обнаружила, поэтому, вторично вздохнув, попрощалась и отправилась восвояси.
Порог дома я переступала в удрученном состоянии. Не знаю почему, вроде бы выполнила свой гражданский долг, а все равно что-то гложет внутри, беспокоит, мешает сосредоточиться. Что-то неприятное.
Зайдя в комнату, я первым делом кинулась звонить Катьке, дабы выяснить, как прошла вчерашняя вечеринка.
— Не знаю, как для других, для меня она прошла очень своеобразно. Мы зашли с Ленкой, огляделись, и… я ушла. А Ленка осталась. Но я ей еще не звонила, не знаю, как прошло.
Сперва я просто рот открыла, до того оригинально поступила подруга, затем решила уточнить:
— А почему собственно ты ушла?
— Людей было мало, а среди них Женька. В толпе, глядишь, он бы меня не заприметил, а так… Короче, мы кивнули друг другу в знак приветствия, и я поняла, что не выдержу дольше секунды в одном с ним помещении!
— Если так, может, стоит помириться?
— Нет! — отрезала Катя. — Кстати, на улице меня догнал Паша и интересовался, почему ты не пришла со мной. Он был очень расстроен!
— Что ж, передай ему мои соболезнования. Между прочим, я тут тоже зря время не теряю. — Я поведала подруге все подробности дела, куда очень хотела впутаться, но мне не позволили.
— Да ты что! — воскликнула она возбужденно, прослушав повествование. — То есть Звеньева уехала куда-то со своим парнем, друганом твоего Ромки, а почти через девять часов вернулась на то же место в виде трупа, покромсанного маньяком, пародирующим маньяка из фильма, на премьеру которого она и ходила? И кстати, вместе с парнем и твоим Ромкой. Занятно. Если мне не изменяет чутье, а оно, ты знаешь, мне никогда не изменяет, ты снова вляпалась в опасную историю.
В словах Кати был свой резон. Я имею в виду начальную часть ее монолога: как Алена оказалась возле «Гиганта», если оттуда укатила вместе со своим парнем? Зачем она вернулась? Что она забыла в этом протухшем, грязном, поганом дворе — обиталище наркоманов да алкашей? Или она вернулась туда уже в качестве трупа?
— Может, ее парень прикончил? — вновь активировалась по телефону Любимова, по всей вероятности, думая в том же направлении, что и я. — Насмотрелся ужастиков, возомнил себя главным героем, серийным маньяком в маске, и того… Надо бы проверить его в базе психов. Ты фамилию его сможешь выяснить у Ромки своего? Только осторожно.
— Я попробую, но не обещаю. И вообще, Бориску-на-царство запретил мне с ним не то что беседы о покойнице вести, а даже банально общаться по телефону!
Катя хихикнула, заслышав придуманное нами погоняло Акунинскому. Их было много, когда нам заняться нечем, мы постоянно упражняемся в выдумывании новых, а самые удачные записываем в отдельную тетрадочку, гордо обозвав сие произведение «Борис Николаевич. Избранное».
— В общем-то, он, как всегда, прав, наш лысый друг. Ладно, держи меня в курсе.
«Что-то», которое тревожило меня всю дорогу от следственного комитета до дома, вскрылось, когда ойкнула за обедом мама, вспомнив, что забыла мне кое-что сказать.
— Старею, видимо, — оправдывалась она, хлебая куриный суп. — Хотела сразу тебе сказать, как только ты вернулась, да вылетело из головы. Звонил тебе твой Роман.
— Серьезно?
— Да. Сказал, что не смог дозвониться на мобильный. Спросил, когда вернешься. Я сказала, что не знаю, и велела звонить вечером, чтоб уж наверняка.
Я умиротворенно угукнула, но здесь вспомнила, о чем талдычил следователь, подскочила к матери и лихорадочно затрясла ее за плечи (отчего та подавилась откушенным куском хлеба), истерично вопрошая:
— Ты говорила ему, куда я ушла?! Ты говорила куда?! Ну же, отвечай, говорила ему или нет?!
— Перестань использовать мать вместо боксерской груши! — возмутился отец и дал мне по лбу пустой пластиковой бутылкой из-под пива, умерив тем самым пыл дочери.
— Да не говорила я, не говорила! — пришла в себя мама. — Надо тебе — сама говори!
— Вот как раз и не надо, мамочка. Не надо.
Ромка не объявлялся до семи часов. Я как раз вспомнила, что мобильник отключен, включила его, и тут же, как по заказу, высветился тот же самый злополучный номер, на который тогда Акунинский запретил отвечать. Сначала я хотела плюнуть на звонок, но в результате плюнула на Акунинского и ответила.
— Как тебе мой подарок? — после того, как пожаловался на невозможность мне дозвониться (я в свой черед сочиняла оправдательные речи и извинялась), проявил он интерес. — Понравился?
Приступ легкой паники, охватившей меня при виде зазвонившего телефона, куда-то улетучился, стоило Ромке заговорить. Ни у кого при жизни я еще не слышала столь приятного, нежного и успокаивающего голоса. Его веселый и несколько игривый тон имеют дар вселять какой-то положительный настрой, ощущение покоя, защищенности и безмятежности, что с первой минуты кажутся несусветной глупостью все предостережения друга следователя относительно обладателя сего голоса. Короче говоря, я жутко порадовалась тому, что плюнула на Бориску, а не на Ромку.
— Замечательные часы, — счастливо ответила я и не придумала ничего лучше, как поведать ему историю о бомбе и полиции.
— Ничего себе! — засмеялся он, кажется, совсем не беспокоясь по поводу утекающих со счета денег. — Что, все так и было?
— Честное пионерское! — заверила я.
— Что ж, от романтики придется отказаться, — резюмировал Рома. — Теперь подарки буду передавать тебе прямо в руки, идет?
— Не идет. Зачем тратиться?
— Ух ты, — подивился кавалер моей бережливости. — А мне на тебя ничего не жалко.
