Могу ли я проверить фильтры информационного потока, которые концептуализируют и сдерживают так, чтобы расширить мое самосознание, раздвинуть границы разума и открыть во мне самоорганизующую эмерджентность ради принятия намного большего чувства принадлежности к миру?
В нашем исследовании вопрос энергии и ее границ будет иметь глубокие следствия для понимания разума и поисков сущности психического здоровья. Очень многие ограничения скрыты от сознательной рефлексии автоматическими фильтрами, которые влияют на то, кем мы себя считаем. Но мы можем не быть тем, кем нас называют наши мысли. Наше благополучие будет сильно ограничено, если мы сведем самоощущение к отождествлению с отдельным «я», совершенно обособленным от других и мира вокруг. Многие исследования и философские традиции указывают, что нужно соединиться с чем-то «большим, чем “я”» (Vieten & Scammell, 2015). На недавней встрече представителей более двадцати стран состоялась глубокая дискуссия о природе «я» и необходимости расширить наше самоощущение, перестав отождествлять себя исключительно с телом, ради блага нас самих и всей планеты.
Может быть, «я» на самом деле больше, и мы — наше внутреннее, личное, приватное чувство нашего разума — просто его уменьшаем? Рассмотрим, как встраивание понятия времени в вопросы «кто» и «где» применительно к разуму еще больше расширяет дискуссию, если учитывать, что время — это не то, что кажется нашему разуму. Сотворение разумом иллюзий о личности как о том, что ограничено телом, и о времени как о том, что течет линейно, порождает озабоченность личным прошлым и беспокойство по поводу неведомого личного будущего. Эти иллюзии о себе и времени ограничивают и свободу в настоящем. Понимание этого сосредоточивает нас на настоящем моменте и том, как принять всю полноту его потенциала.
Осознание этого потенциала, облегчение движения от возможного к действительному могут быть сутью разума, возникающего из энергетического потока. А что в таком случае делает разум здоровым? Если один его аспект — самоорганизация, внутренняя и межсубъективная, то что же ее оптимизирует?
Глава 3. Как работает здоровый разум и как — больной
* * *
В этой главе мы продолжим исследовать функционирование разума, предположив, что он рождается из энергоинформационного потока внутри и между нами. Мы погрузимся в следствия, выводимые из рабочего определения, которое уже дали одному из аспектов многогранного разума — воплощенного в теле и отношениях эмерджентно самоорганизующегося процесса, который регулирует энергоинформационный поток. Может ли правильная регуляция создавать благополучие, а неправильная приводить к нарушениям? Мы рассмотрим некоторые идеи в отношении здорового разума и поддержки этого здоровья и зададим естественный вопрос: как самоорганизация оптимизируется, создавая здоровье?
Самоорганизация, утерянная и обретенная (1995–2000)
Десятилетие мозга было в самом разгаре.
Наша группа из сорока ученых регулярно встречалась, обсуждая связи между разумом, мозгом, отношениями и жизнью. Мы сотрудничали, уважительно спорили, общались, беседовали, пытаясь привнести ясность в многочисленные аспекты человеческого бытия. Я сам был в центре активного научного поиска, продолжая работать психотерапевтом, наблюдая людей всех возрастов и социальных слоев и занимаясь широким спектром проблем, которые приводили этих людей к страданиям. Мне приходилось иметь дело с серьезными психотерапевтическими нарушениями, например биполярным и обсессивно-компульсивным расстройствами, конфликтами в отношениях, последствиями психических травм и потерь. К тому же у нас с женой подрастали двое маленьких детей, и я был занят круглые сутки.
Однажды вечером мне позвонил Том Уитфилд, мой учитель, который с первого же курса медицинского факультета был для меня очень важным человеком. Слабым голосом Том сказал, что у него диагностировали рак. Он был обречен.
Я положил трубку и посмотрел в окно.
Том был для меня как отец. Он приютил меня, когда в первое лето после окончания учебы я уехал из Бостона в Западный Массачусетс и работал под его началом в общинной программе педиатрической сестринской помощи в Беркширсе. Том принял меня как студента, но я стал ему, скорее, сыном.
Во время учебы на втором курсе я постоянно встречал сотрудников, которые относились к пациентам и студентам так, будто у них нет разума. Я имею в виду, что они не уделяли внимания чувствам и мыслям, воспоминаниям и смыслам. Врачи, которые нами руководили, казалось, совершенно не обращали внимания на эти внутренние аспекты разума. Позже я понял, что эти люди были верны своей профессии, но занимались лишь физическим лечением, не затрагивая субъективного стержня разума в центре жизни пациента.
В колледже я учился на биохимика и имел представление о молекулах, их взаимодействии и измерениях, однако не считал при этом, что человека следует рассматривать как мешок химических веществ. В начале той эпохи (конец 1970-х — начало 1980-х), когда я был на медицинском факультете, процесс социализации в ходе обучения подталкивал студентов видеть в человеке объект, а не наделенное разумом и внутренним субъективным опытом существо.
Первые два курса мне настойчиво твердили, что спрашивать пациентов об их чувствах и значении болезни в их жизни совсем не то, «чем должны заниматься врачи». После многочисленных споров я принял сложное решение порвать с таким подходом к преподаванию. И бросил учебу.
Казалось, этим я разочарую Тома. Я считал, что он видит во мне будущего педиатра: скорее всего, я перееду в маленький городок, где он жил с женой Пег, поселюсь там и продолжу его дело. Представления об их ожиданиях сковали мой разум и вызвали отчужденность между нами в тот год. Когда я вернулся на факультет, все-таки выбрал педиатрию и завершил обучение в Бостоне, Тому и Пег, видимо, было приятно. Однако потом я переехал в Калифорнию, а на следующий год перевелся на психиатрическое отделение, и мне снова показалось, что для них это выглядит поражением — разве можно бросить «настоящую медицину» ради какой-то несерьезной специальности и занятий разумом, чем бы он ни был? Как мне говорили другие студенты и некоторые преподаватели, «психиатрию выбирают только худшие!».
В то утро я повесил трубку после разговора с Томом, и передо мной пронеслись все эти события. Образы заполнили сознание. История вышла из закоулков разума в самый центр, и шок от ужасной новости привел в движение нарратив.
В 1984 году, на второй месяц резидентуры по психиатрии, Том и Пег навестили меня во время поездки на летние Олимпийские игры в Лос-Анджелесе. Я нервничал по поводу этого визита, опасался их «обязательного» недовольства тем, что покинул педиатрию и нашел собственный путь. Однако за нашим первым ужином меня ждало удивление и облегчение: оказалось, что Том тоже «бросил» педиатрию после тридцати лет практики, стал психотерапевтом и с помощью гипноза помогает людям победить проблемы со здоровьем, например ожирение и зависимости. Было ясно, что мой разум создавал всевозможные сценарии, которые я проецировал на мои взгляды по поводу Тома. Они казались мне реальными и точными, а на самом деле были лишь необоснованными проекциями страхов. Я сам себя заставил бояться их приезда.
