Я охотно готов признать, что это понятие «мы-идентичности» легко окажется проекцией моего разума, острым желанием испытать что-то большее, нежели просто одинокое «я». Как говорится, мы рождаемся, живем и умираем одинокими. Вероятно, так оно и есть. Но я тоскую по чему-то большему. Видимо, именно эта тоска ведет к сконструированному представлению, что какой-то «разум между» действительно существует и соединяет нас по-настоящему. А может быть, это лишь необоснованное желание. Сомневающийся разум строит сценарий, в котором такой взгляд выглядит нелепо: разум находится в теле, и все. Нужно довольствоваться его расширением за пределы головного мозга. Но недоверчивый разум идет дальше. Вероятно, мнение многих ученых, что разум находится только в голове, и вправду верно. Может быть, разум — лишь одиночный акт, помещенный в череп? И фраза «больше ничего нет, ребята» верна?
Когда я обучался психиатрии, у меня было странное ощущение, что помещать разум только в голову или даже в организм неправильно. Казалось, есть нечто большее, о чем не говорили, но что можно почувствовать, сидя с семьей в трудную минуту или в группе коллег-ординаторов во время попыток постичь смысл этих вопросов. Существовал семейный разум и групповой. В этой коллективной психике рождалось чувство того, кто мы такие, — не просто формировалось под влиянием сигналов от других людей, а жило в каком-то море между нами, не только внутри.
А если это «большее» — не просто психическая конструкция под влиянием желаний, а реальность? Если изучаемый нами разум — может быть, с субъективными текстурами в сознании и, безусловно, не всегда осознаваемый энергетический поток и обработка информации, а также самоорганизующаяся эмерджентность — находится не только внутри нас, но и в полной мере между нами? Если мы, как рыба, не замечающая окружающего ее океана, тоже не видим психического моря вокруг? Что бы это значило? Тогда я не мог это выразить, но был уверен, что это очень важно. К чему же ведет то, что разум находится и между, и внутри?
Чтобы почувствовать эту взаимосвязанность, видимо, придется посмотреть через другие призмы, не те, которыми часто пользуется наш аналитический, конструирующий разум. Я думаю о том, что пережил во время академического отпуска, когда учился включать разные режимы восприятия. Какая бы сторона или часть мозга ни была задействована, у человека явно есть отдельные режимы обработки информации. Как мы видели, левополушарный режим доминирует во время логических рассуждений и ищет в мире причинно-следственные отношения. Этот режим также активен при использовании человеческого языка — как, например, эти слова, — делая линейные, буквальные заявления. И тем не менее в тот период, который был скорее временем для включения и погружения, я понял, что есть и другой режим, который можно назвать правополушарным
[59], из какой бы стороны и части мозга он ни исходил. Благодаря проводящей функции он чувствует все иначе. Взаимосвязанные восприятия правополушарного режима имеют иначе построенную текстуру. Связи, образующие «контекст», воспринимаются как имеющие смысл с позиции отношений, а не просто как набор конкретных индивидуальных подробностей, «текст» без ощущения взаимосвязей. Ощущается «дух закона», а не его буквальная интерпретация, которую склонен подчеркивать левополушарный режим. Хотя по поводу этих различий идут жаркие дебаты, в 1981 году нейропсихолог Роджер Сперри получил Нобелевскую премию за открытие ряда подобных отличий между полушариями. Правополушарный режим видит между строк и представляет взаимосвязи, формирующие целое. Левополушарный составляет списки и создает ярлыки, чтобы разложить целое на составные части и анализировать («разбить») их, не замечая «общей картины» и зачастую упуская взаимосвязанность этих элементов (McGilchrist, 2009). Возможно, в такой ситуации левополушарный режим готов исследовать внутреннюю сторону разума и его происхождение из функционирования нейронов, но испытывает большие трудности с восприятием реальности разума «между»?
Чтобы увидеть разум во всей полноте, с его многочисленными гранями, могут понадобиться оба режима восприятия. Чтобы видеть мир, необходимо и дневное, и ночное зрение. Может оказаться, что связывающие нас тонкие паттерны энергоинформационного потока, полная промежуточность разума, лучше всего воспринимаются контекстуальным правополушарным режимом.
Еще в 1800-х годах Майкл Фарадей стал одним из первых ученых, выдвинувших предположение о существовании полей, соединяющих отдельные элементы мира. Благодаря этой идее многие аспекты электромагнитных полей применяются в современных технологиях. Однажды мой тесть, фермер, разговаривал по видеосвязи на моем смартфоне из Лос-Анджелеса с путешествующим по Украине внуком. Он с изумлением смотрел на лицо в телефоне. Я обвел рукой беспроводное устройство, наглядно показывая то, что постиг изумительный конструкторский разум Фарадея: электромагнитные поля — это паттерны волн, невидимые невооруженным глазом, но при этом вполне реальные.
До Фарадея это сочли бы просто невозможным или даже колдовством. Сегодня мы об этом не задумываемся, обычно не замечаем и просто пользуемся смартфонами и другими электронными гаджетами. А если человеческий организм, головной мозг и «мозг» других систем обладают своего рода функцией приема-передачи, схожей с аналогичными в изобретенных человеком устройствах? Даже если таких способностей нет, пять имеющихся у человека чувств улавливают целый спектр наполняющих воздух сигналов, позволяя нам соединяться реальным, хотя и не всегда доступным для сознательного восприятия образом. Ощущение способно быть без осознавания, и образы восприятия, которые мы конструируем из этих ощущений, тоже могут присутствовать без осознавания.
Восприятие — осознанное и неосознанное — можно тренировать. Если режим этой потенциальной способности к восприятию реален, вероятно, он по-разному развит в каждом из нас, позволяя чувствовать и эту промежуточность или как минимум лучше стремиться к этому чувству? Как уже говорилось, некоторые называют эту соединяющую нас суть «социальным полем» (см., например, работы Отто Шармера и Питера Сенге или связанные с этой темой труды Николаса Кристакиса и Джеймса Фаулера) — то, что полностью погружает нас в сложную систему взаимосвязанности. Некоторые связи проявляются в видимом или слышимом общении, но пока неясно, оказывается ли другое «содержание» этой промежуточности электрическими полями, которые когда-нибудь получится уловить нашими сенсорными системами и измерить, или же тут действуют какие-то иные, еще не определенные факторы.
Одним из таких факторов может быть эмпирически подтвержденный аспект Вселенной, который в квантовой физике называют нелокальностью, или запутанностью. Некоторые ученые недоумевают: «Только не надо примешивать квантовую физику в дискуссии о разуме». Они считают, что не надо рассуждать об энергии и применять ее касательно разума. Скорее всего, они правы, и эти понятия не имеют ничего общего. Как вы думаете? Мне не кажется, что есть научный смысл в том, чтобы вводить ограничения и избегать рассуждений об энергии, говоря о разуме, но, видимо, это мой разум порождает крамольные мысли. И поэтому давайте скажем в качестве материала для рефлексии: если разум действительно оказывается эмерджентным свойством энергии, то науку об энергии следует привнести в дискуссию о разуме. Тщательные исследования последнего столетия показали, что энергия — а в 2015 году оказалось, что и материя (на самом деле — конденсированная энергия) — обладает соединяющими свойствами, которые оказывают измеримые эффекты даже на физически отдельные места (Stapp, 2011; Hensen, et al., 2015; Kimov, et al., 2015). Другими словами, элементы (например, электроны), которые однажды были спаренными, после физического разделения даже на больших расстояниях продолжают непосредственно влиять друг на друга со скоростью, превышающей скорость света. Это подтвержденное открытие. Нужно быть осторожными, но при этом научно открытыми, применяя такие нелокальные эмпирически установленные аспекты спутанности в контексте вопросов о разуме.
