В предпоследней главе-эпохе мы глубже изучим то, куда пришли в осмыслении энергии как распределения вероятностей, варьирующихся от определенности до неопределенности, от высокой вероятности до открытой возможности. Исходя из этих рамок, мы предположили, что сознание способно рождаться из моря потенциала, плоскости бесконечных возможностей. Психические процессы, например, намерения и настроение, возникают, когда кривая энергии идет вверх, к высоким степеням определенности, которые мы называем плато вероятности. Формы психической деятельности, например, переживание эмоций и сами эмоции, размышление и мысли, вспоминание и память, представляются как приподнятые позиции на кривой, но находящиеся ниже пика актуализированной возможности. Таким образом реально рассматривать разум как постоянно возникающее развертывание потенциального в актуальное. Еще мы предположили, что в определении разума не стоит ограничиваться сознанием и субъективным чувствованием жизни, и даже обработкой информации. Один из аспектов разума можно определять еще и как эмерджентный, самоорганизующийся, телесно воплощенный и погруженный в отношения процесс, возникающий из энергоинформационного потока и регулирующий его внутри и между. Это позволяет дать определение здоровому разуму и поискать способы развития психического благополучия. В настоящей главе мы изучим возможные решения некоторых из этих проблем и продолжим естественную цепочку вопросов, открывающих неожиданные, новые захватывающие горизонты во взглядах на суть того, кто мы есть.
Интеграция сознания, освещение разума (2010–2015)
Я проснулся после короткого отдыха. Сейчас четыре утра, и звезды еще видны в светлеющем небе живописной области Калифорнии Биг-Сур. Книга близка к завершению, и наше путешествие приближается к привалу, некой паузе. У подножья утесов тихоокеанского побережья среди хора разбивающихся волн слышен призывный рев морских львов. Мой двадцатипятилетний сын спит на верхнем этаже. Он сопровождал меня во время недельного курса, проводимого Институтом Эсален, который уже полвека играет важнейшую роль в движении за развитие человеческого потенциала в США. В проводящем аспекте моего разума звучит одна из песен моего сына — она крутилась в голове, когда я проснулся с идеями по поводу этой главы: «Полжизни пролетело вмиг… Где взять опору, чтоб найти вопросы к тем ответам, что были мне даны?» (Good Leg, слова и музыка Алекса Сигела.) Песня эхом раздается внутри меня, прибой раскатисто отзывается внизу, звезды мерцают, и слова изливаются в пространство между нами, а теперь попали внутрь вас.
Одним непрерывным движением.
Я никогда не считал правильными ответы, полученные во время обучения. Не удовлетворившись этими знаниями, все последующие десятилетия я самостоятельно исследовал мир разума. Поиск толкало вперед страстное желание ясно видеть и в полной мере поделиться тем, что представляется реальным и истинным. Реакции пациентов и коллег, учеников и читателей поддерживали во мне стремление задавать вопросы о природе нашего разума и все больше и больше интересоваться, чем по-настоящему может быть это сердце человеческого бытия.
Через несколько часов я выйду на сцену в зале, где собрались 150 участников: наша конференция, посвященная состраданию, благодарности, прощению и осознанности, уже шумит в этом тихом приморском уголке. Я видел прекрасную работу сотрудников Института по этим темам. Сначала я познакомлю собравшихся с колесом сознавания, подробно остановившись на опыте интеграции и изучения сознания. Затем рассмотрю научно обоснованные представления в пользу колеса. Рядом этими утесами, звездами в небе, волнами внизу кажется, что все исследование — текущий процесс, и я здесь оказался неслучайно, потому что должен увидеть или сказать нечто полезное. Сейчас я предпочел бы поспать, но разум гудит: не столько идеями, сколько каким-то чувством, набором образов, телесными ощущениями. В голове как будто ватный шар, который необходимо выразить. Я знаю, что «выразить ватный шар в голове» звучит бессмысленно, но ощущение именно такое.
Берег здесь кажется очень древним, волны гладят его уже целую вечность. Но в современную эпоху люди значительно изменили лицо планеты. Созданный нами мир формирует внутренний ландшафт разума — разумошафт, и промежуточную разумосферу, которая определяет окружающую культуру. Этот внутренний и промежуточный разум, разумошафт и разумосфера, — стержень нашего существа, а разум в подобные лихорадочные и мучительные дни очень нуждается в заботе. Может быть, поэтому мы здесь собрались. Кажется, именно с этой целью я так рано проснулся.
Быть человеком — больше, чем быть воплощенным мозгом у штурвала одинокого, затерянного в море корабля. Мы целиком погружены в социальный мир и полностью реализованы за пределами тела. Это означает, что человек — по-настоящему открытая система. Нет границ, внутри которых мы чувствуем полную власть. Нет программиста, к которому можно обратиться за утешением. Даже если принять самые строгие научные воззрения и самые сокровенные религиозные верования, этот взгляд побуждает принять человечность с полным смирением.
И тем не менее общество, школа, даже наука твердят, что мы одинокие игроки в конкурентном мире, где человек человеку волк. Наши дни не бесконечны, поэтому надо взять от жизни как можно больше. Нас призывают копить ради индивидуального счастья, стремиться к достижениям ради собственного удовлетворения. Но в этом чувствуется большой изъян: тайное допущение, что «я», или самость, живет только в теле или в головном мозге. На все ответы, которые я получал, у меня было слишком много вопросов. Мысль, выраженная сыном, — именно о том, что создает внутри меня щемящее чувство, толкает вперед в этом путешествии. «Я» не ограничено во времени, поскольку время как единая текущая сущность, видимо, даже не существует. «Я» не ограничено ни черепом, ни телом. «Я», самость — это система, в которой мы живем, а наши тела — узлы большого взаимосвязанного целого.
Снова слышен зов морских львов. Звезды блекнут, приближается рассвет, и над головой проносятся летучие мыши, пытаясь поймать жуков, которые жужжат вокруг. Всё уже пробудилось ото сна, всё здесь — часть полноты жизни, разума и нашей взаимосвязанной реальности.
Мой близкий друг Джон О’Донохью был ирландским католическим священником, поэтом, философом и мистиком, а я пришел из межличностной нейробиологии. Мы вместе преподавали. Познакомились на таком же скалистом берегу — это было побережье Орегона; а последний раз увиделись на скалистых берегах Западной Ирландии, где он вырос. У нас было очень много общего. Джон любил повторять, что он хотел бы жить так, как течет река, удивляться природе собственного становления. Мы никогда точно не знали, как происходит наше становление. Мы были одного возраста: ему тогда было немного за пятьдесят. Умер он всего через несколько месяцев после завершения нашего преподавания недалеко от дома, где прошло его детство. В нашем соединении мы творили себя — не только отношения, но и индивидуально. Даже сейчас, спустя годы после его ухода, я такой, какой есть, благодаря тому, кем были мы.
Может быть, вместо того чтобы писать «у меня был друг», я должен написать «у меня есть друг». Джон по-прежнему живет во мне.
