— Зинаида Евсеевна, позвольте представиться. Штольц Генрих Карлович, сослуживец вашего мужа. Я привез привет от Семена Аркадьевича.
— Вы появились очень вовремя, — обозначив ямочки на щеках, обольстительно улыбнулась хозяйка и, размахнувшись, отвесила Генриху Карловичу звонкую пощечину.
Санкт-Петербург, наши дни
Я вышла от академика, ежась от ночной прохлады. В освещенном полукруге арки виднелась трамвайная остановка, и я двинулась через темный двор. И испытала пару неприятных секунд, когда непроглядную тьму двора прорезал свет желтой фары и с оглушительным ревом, словно из ниоткуда, вынырнул мотоцикл. Подъехал, остановился, спешившийся мотоциклист сдернул шлем и оказался Сергеем, улыбающимся широкой мальчишеской улыбкой.
— Долго ты, Сонечка, знакомилась с Викентием Павловичем. Что, загрузил тебя дед? — сочувственно осведомился Меркурьев.
— Есть немного, — смутилась я.
— Книгу свою всучил?
— Ага. К завтрашнему дню я должна овладеть материалом.
— Сурово. А знаешь что? — он склонился над мотоциклом и начал отстегивать запасной шлем. — Давай я тебе в двух словах расскажу, в чем там дело, чтобы тебе всю ночь над мемуарами не чахнуть.
— Так это мемуары Викентия Павловича?
Протянув мне шлем, Сергей со значением произнес:
— Фактически. Это книга, основанная на реальных событиях. Ну что, поехали в какое-нибудь тихое местечко?
И, собрав короткий нос складками, сделал забавное умоляющее лицо.
— Поехали, только ненадолго, — согласилась я, перекидывая ногу через мотоциклетное седло и нахлобучивая шлем на голову.
Сергей надавил на гашетку, мотоцикл взревел и рванулся с места. Промчавшись по ночному Питеру, мы выскочили на окраину города и свернули к залитому огнями мотелю, рядом с которым светилась вывеска «Бар «Святые Моторы».
— Отличный фильм, хотя и артхаус, — вырвалось у меня, когда мы припарковались.
— Ты о чем? — удивился мой спутник.
— Я о названии бара. «Корпорация «Святые моторы» — так называется фильм Леоса Каракаса. Хороший режиссер, нетривиальный. Видел его картины?
— Нет, как-то не пришлось.
— Посмотри киноальманах «Токио». Снятый Каракасом эпизод называется «Дерьмо!». Кстати, в «Корпорации «Святые моторы» есть отсылочка к этому эпизоду. Забавно получилось. Правда, непросто смотреть. Эдакий фильм о снах, сны о фильмах. Неподготовленному зрителю лучше не пытаться.
— А ты необычная девушка, — внимательно взглянул на меня Сергей, помогая слезть с заднего сиденья мотоцикла. — С тобой интересно на досуге поболтать.
На парковочной площадке выстроились в ряд несколько десятков самых разномастных мотоциклов, да и в баре преобладали мужчины в косухах и кожаных штанах, и рядом с каждым лежал характерный шлем. Орал телевизор, стучали бильярдные шары, то тут, то там раздавались взрывы хохота. Тихое местечко, ничего не скажешь…
— Теперь понятно, отчего здесь устраивают кинопоказы и крутят артхаус, — заходя в заведение, обронил Меркурьев.
— И что же, люди на мотоциклах съезжаются сюда, чтобы увидеть «кино не для всех»?
Должно быть, недоверие прозвучало слишком явно, ибо Сергей приобнял меня за плечи и с укором проговорил:
— Соня, ты мыслишь стереотипами. Если байкер — то смотрит исключительно стриптиз и слушает «Мотли крю». Смешная ты. А если я скажу, что по пятницам здесь проходят концерты классической музыки? Ты очень удивишься?
— Ну-у, не знаю, — протянула я. — А сегодня здесь нет никакого концерта? Я бы с удовольствием послушала что-нибудь классическое, из Вивальди. Скажем, «Времена года», «Лето». То, что в исполнении Ванессы Мэй отчего-то называется «Шторм».
— Увы, сегодня здесь обычная тусовка. Серые будни. Без эстетствующих заскоков.
Мы уселись на деревянную скамью за грубо сколоченный стол, имитирующий стилистику салуна где-нибудь на Диком Западе, и Сергей протянул мне меню.
— Признайся, Соня, старик морил тебя голодом?
— Я сама отказалась от еды, — пробормотала я, отправляя в рот очередную пилюлю. Я больше не чувствовала уверенности, которая посетила меня этим утром. Теперь рядом с Сергеем меня снедала тоска.
— А теперь не откажешься?
— Пожалуй.
— Вот и отлично. Что будешь — стейк или ребра?
— Лучше стейк.
— Ты пиво пьешь?
— Я не люблю спиртное.
— А я бы выпил пивка.
— И после пива сядешь за руль.
Я не пыталась читать мораль, просто констатировала факт.
— Да перестань, — отмахнулся Меркурьев. — Мне кружка пива — что слону дробина.
К нам подошла официантка в такой короткой юбке, что дух захватило даже у меня, и равнодушно приняла заказ. Как только она отошла, Сергей накрыл мою руку своей ладонью и заговорил:
— Книга у академика получилась хорошая. Интересная книга. Но это не потому, что Граб второй Достоевский, просто материал у старика оказался богатый. Началось все с того, что в пятьдесят первом году что-то он там такое в своем училище нахимичил, и его как врага народа сослали в мордовские лагеря. И там, в Дубравном лагере, Викентий Павлович познакомился с примечательным вольнонаемным из хозобслуги. Звали его Немец, был он стар, болен и чудаковат. Ходили слухи, что Немец раньше был зэком и сидел аж с начала двадцатых годов, прижившись при зоне и не желая идти на волю. Немец выполнял черновую работу, при каждом удобном случае рассказывая всем желающим про несметные сокровища, хранившиеся в шкуре леопарда, убитого поэтом Гумилевым, и контрабандой вывезенные из Африки. Вроде бы эти сокровища каким-то образом попали к Немцу, и Немец их спрятал в Питере, в одной из гранитных беседок на Чернышевом мосту.
Наслушавшись рассказов блаженного, один из хронических сидельцев зоны — Гога Шпент — после очередного своего освобождения тщательно обследовал весь Чернышев мост, но ничего даже отдаленно напоминающего тайник не нашел и, когда опять угодил в Дубравный лагерь, так отметелил Немца, что тот стал заикаться. Но Гога Шпент со своими уголовными замашками оказался младенцем по сравнению с надзирателем внутренней службы лейтенантом Бурсяниным по прозвищу Палач. Этот Палач был неприметным парнишкой не старше двадцати пяти и держал в страхе всю колонию, изобретая такие изощренные пытки, что и Малюте Скуратову не снились. Когда лейтенант уходил в очередной отпуск, заключенные с облегчением вздыхали, ибо получали месяц передышки. В июле пятьдесят третьего Палач Бурсянин решил провести отпуск с пользой и наведаться в Ленинград, а за компанию уговорил поехать Немца — как коренной питерец, старик должен был показать любознательному надсмотрщику городские достопримечательности.
Покачивая бедрами, к нашему столу приблизилась официантка, индифферентно составила с подноса заказанное и молча удалилась. Я взглянула на принесенный стейк и отодвинула тарелку — аппетита не было, есть не хотелось. Сергей же придвинул к себе кружку, сделал большой глоток и, промокнув салфеткой пену с губ, увлеченно продолжил:
