И тут я услышала, как лязгнул засов на соседней двери.
— Завтрак! — Зычное эхо полетело по коридору, отражаясь от сен.
Я схватила с пола свой картуз, убрала под него косу. Заю тоже спрятала, задвинув ее в угол за ночной горшок. Не сказать, чтобы Кара этому обрадовалась…
Когда в мою камеру вошел уже немолодой мужчина в форменной одежде, я была примерным проштрафившимся кадетом: безмятежно дрыхла на сене.
Села, нарочито потянулась, зевнула.
— Вот, смотрю, ничего вас, сорванцов, не берет, — беззлобно пробурчал он, ставя на пол миску с кашей. — Еще, поди, и выспался всласть.
Я в ответ хитро улыбнулась.
— Карцер, карцер… Надо было туалеты послать драить или репу чистить на всю академию. А то бока тут отлеживаете на дармовых харчах… — Чувствовалось, что он говорил беззлобно, скорее по привычке.
Я и не стала возражать. А чего на правду-то скажешь? К тому же я действительно выспалась…
— Плошку в обед заберу и кружку тоже!
Я беззаботно кивнула. Надзиратель ушел, а я с радостью принялась за еду. Ячменная каша оказалась клейкой и пресной, на зубах песком скрипели магические приправы, отвечающие за вкус и аромат. Но то ли они были просрочены, то ли магу, что их составлял, стоило податься не в кулинары, а в отравители… И тем не менее у меня к каше был преотличнейший соус, который может сделать изумительно вкусным даже отвратительное блюдо, — это голод.
С учетом того, что последний раз я ела сутки назад, мне было глубоко наплевать и на специи, и на то, что еда холодная. Главное — ее можно было съесть. Зая смотрела на меня как-то жалостливо.
— Что, тоже хочешь? — Я протянула ей ложку с варевом.
— Нет. — Кара отшатнулась и спряталась за горшок, из-за которого только-только вылезла. — Просто думаю, может, тебе нормальной еды принести…
— Если это будет не сабля или чей-нибудь ботинок, то я согласна.
Кара ускакала за добычей. А пока она доставала для меня провиант, я успела сначала поперестукиваться, а потом и вовсе поговорить со своим соседом по камере. Оказалось, что в стене между камерами есть местечко, где с каждой стороны один из камней можно аккуратно вынуть. Главное, потом их так же аккуратно втиснуть обратно.
В итоге Рейзи смотрел своим незаплывшим глазом на меня, а я — на него. Правда, отверстие получилось с его стороны чуть больше золотой монеты, а с моей — с добрую ладонь. Но так или иначе дырка между камерами, проковырянная поколениями кадетов, имелась. И Рейзи, как частый клиент сих апартаментов, о ней был осведомлен.
Узнать у соседа я успела многое. И о самой академии, и о том, как здесь темные «любят» светлых. Так любят, что если бы не соглашение между императорами, то поубивали бы всех к бездне.
Ректор, к слову, тоже не питал особого расположения к белым магам, но поскольку Темный властелин приказал… А вот привечать ведьм и чародеек в академии — такого приказа не было. Чем Анар беззастенчиво и пользовался, стараясь не допускать к отбору магинь. Правда, самые упорные нет-нет да и прорывались. В основном — темные. То ли более упорными были, то ли более независимыми, может, просто в кого-то влюбленными.
— В ректора, что ли? — ляпнула я.
За стеной чем-то подавились и закашлялись.
— Ты, главное, ему это не скажи. Он у нас жуткий женоненавистник. Не без причин, правда, — начал трепаться за стеной Рейзи.
— Это как?
Делать было особо нечего, я ждала Кару и скрашивала время, выуживая информацию.
— Так. Он считает, что бабам, пусть и магам, на войне не место. А порубежники — это ведь воины, причем элитные, которые с самыми опасными тварями бездны борются! — В голосе Рейзи послышалась гордость и превосходство.
Мне стало чуточку обидно. Интересно, смог бы этот «элитный» без своей магии добыть саблю из аллурийской стали, протащив ее под носом у пограничного контроля? Или смог бы нырнуть на запредельную глубину с утеса, уходя от преследователей, и при этом не напороться на острые скалы? Или… Впрочем, вслух я сказала другое:
— И что, если магиня, то в порубежники не берут?
— Берут. И в атакующих магов берут, и в защитников, и в артефакторов боевых амулетов, и в военные летные отряды, если дракон или гарпия. Ну и в порубежники, знамо, тоже берут. Хотя и очень редко, — буркнул Рейзи. За этим его неохотным ответом чувствовалось что-то свое, личное. — Но только самых сильных, хитрых и настойчивых. На моем курсе тоже учится одна… такая. Статия. Стерва редкостная. И зараза. Так что, Крис, держись от нее подальше.
— Запал? — догадалась я.
— Да иди ты… — послышалось недовольное в ответ.
Я усмехнулась. Как успела выяснить, мой сосед — с третьего курса. И вроде ему стукнуло двадцать лет, но вел он сейчас себя как мальчишка. Хотя если чувства искренние, то мужчины часто ведут себя словно дети. В этом я убедилась, глядя на отца. Да и мама от него в этом плане не отставала, и дурачились они на пару.
— Куда я пойду, тут четыре стены и эта… живопись.
Я мотнула головой на один из шедевров, хоть Рейзи не мог увидеть и оценить прелесть «фрески».
— А, ты же в любимой камере Рига…
— Кого?
— Ригнара. Он, наверное, во всей академии один нормальный светлый.
— Это еще почему? — Мне стало любопытно.
— Потому что сам поступал. Без этого… императорского назначения. Наравне с нами. Правда, его тогда ректор брать не хотел. Не знаю уж почему… В общем, запутанная история. Но, если что, знай: Риг, он нормальный. Хотя и на всю голову ушибленный, но нормальный.
— А ушибленный-то почему?
— Потому что светлый, — выдал прописную для темных истину Рейзи. — Вот ты — нормальный. Поступил по-темному: пришел, выгрыз свое место зубами у светлого. Еще и в карцер угодил… Погоди, послезавтра выйдешь отсюда героем.
В последних словах темного я сильно усомнилась. А он между тем продолжал:
— Только я не понял… У ректора там, в кабинете… Почему у тебя три круга было? Ты дуал? У тебя две стихии? Когда я присягу принимал, от меня черный круг разошелся. От светлых — белый идет. А от тебя — красный и темный. Мне, правда, показалось, что еще белый, но такое только у рода Блеквудов возможно… Но ты явно не из них.
— Не из них, — открестилась я. — И не обзывай меня дауном.
— Дуалом, балда! — развеселился Рейзи. — Это маг, которому сразу две стихии подвластны.
И тут я услышала шаги по коридору.
— Шухер! — скомандовал темный, и мы без лишних слов закрыли наше «слуховое окно».
Спустя несколько ударов сердца в мою камеру пожаловал гость. Да такой, что я поняла: рано обрадовалась зачислению.
Ректор вошел без слов. Хмурый. Озадаченный. Глянул на стену, но то ли эпическая картина его не впечатлила, то ли он был занят своими мыслями… Зато я удостоилась пристального внимания.
