Прислонившись головой к бочонку, Селия уставилась в темноту. Перед ней замелькали, сменяя друг друга, картины прошлого. Ей вспомнилась первая встреча с Филиппом. Ее отец, доктор Робер Веритэ, пригласил его однажды на ужин.
– Это Филипп Волеран, – представил он красивого молодого человека. – Мой студент с медицинского факультета. Он американец, но… несмотря на это, очень хорошо воспитан.
Филиппа усадили за длинный обеденный стол. Заметив ошеломленный взгляд, которым тот окинул многочисленное семейство, отец добродушно сказал:
– Восемь детей. Большая здоровая семья. Чего еще может желать человек? Эй, эй, Клодетта, посади сестру рядом с нашим гостем. Ты уже обещана другому молодому человеку. Дай теперь Селии шанс поймать себе жениха.
Селия едва удержалась, чтобы не убежать из комнаты, и все-таки заняла место рядом с красивым незнакомцем.
Все Веритэ были людьми сильными, яркими, импульсивными, и только Селия, старшая из детей, всегда старалась держаться в тени. После смерти матери она взяла на себя заботу о семье и давно смирилась с мыслью, что останется старой девой. Мужчины находили ее милой и привлекательной, но, по общему мнению, слишком холодной и даже высокомерной.
Сейчас, сидя за столом, она с удовольствием прислушивалась к общему разговору. Ей пришелся по душе новый знакомый, импонировали его легкость и естественность, остроумие, нравились чистое, тонко очерченное лицо, густые, коротко подстриженные волосы и ярко-синие глаза. Взгляд этих удивительных глаз беспокоил ее: ей казалось, что Волеран читает ее мысли. К счастью, он не заговаривал с ней – иначе она умерла бы от смущения.
Раздался взрыв смеха: отец рассказывал забавную историю об одном брюзгливом пациенте. Селия рассмеялась вместе со всеми, искренне, до слез, откинулась на спинку стула и тут почувствовала, что из кармана платья выскользнула книга, которую она читала, когда выпадала свободная минутка. Она нагнулась за ней одновременно с Филиппом, и они чуть не столкнулись лбами.
– Я… я сама, – запинаясь, прошептала Селия. Филипп осторожно взял томик из ее рук.
– Руссо, – вполголоса прочел он. – Вы читаете философскую литературу, мадемуазель?
– Иногда.
– Я тоже. Вы не позволите мне взять эту книгу на время?
Селия заколебалась. Она хотела было сказать «нет», чтобы избежать мучительной для нее новой встречи – ведь ему придется возвращать ей книгу, но боязнь показаться невоспитанной пересилила страх перед этим красивым молодым человеком.
– Да, месье, – робко произнесла она.
– Скажите: «Да, Филипп», – настойчиво потребовал он с озорным огоньком в глазах, удерживая ее руку.
Селия удивленно взглянула на него. Неужели он не понимает, что ей неприлично называть его по имени?
За столом, перекрывая разговоры, раздался голос отца:
– Месье Волеран, могу ли я узнать, что заставляет вас прятаться под столом вместе с моей дочерью?
Мучительно покраснев, Селия в полном смятении попыталась отдернуть руку, но он только покачал головой.
– Да, Филипп, – прошептала она наконец, и была вознаграждена чудесной улыбкой. Рука получила свободу.
Несколько дней спустя он пришел снова. Казалось, Филипп Волеран не замечает смущения Селии. И мало-помалу ее скованность прошла. Они гуляли по саду, болтая обо всем на свете, и Селия с удивлением отметила, что с ним ей легко, просто и спокойно.
Они подошли к стене, увитой вьющимися розами, и Филипп неожиданно привлек ее к себе.
– О нет! – Селия выскользнула из его рук, и сердце ее неистово забилось.
– Недотрога, – тихо и ласково засмеялся он. – Все тебя считают недотрогой, правда? Тебе никто не нужен. И ничего не нужно, кроме книг и одиночества.
– Да, – прошептала она, – именно такой меня и считают.
– Но это не правда. – Он снова привлек ее к себе и легонько коснулся губами уголка ее рта. – Я знаю это, Селия. Тебе нужно, чтобы тебя любили. И ты будешь моей…
И вот теперь она заперта в зловонном трюме пиратской шхуны. Селия вытерла рукавом слезы. Их первый поцелуй и этот страшный день разделяет больше трех лет. Окончив курс, Филипп вернулся в Новый Орлеан. Началась война <Англо-американская война 1812-1814 гг.>, и целых три года они не виделись. Три года переписки, надежд, отчаяния и сомнений.
Но Филипп вернулся за ней. И только тогда Селия поверила в свое счастье. А теперь… Слезы вновь хлынули из глаз. Почему, ну почему счастье обернулось горем? Вдруг она почувствовала раздражение, почти обиду на Филиппа. Он должен был сделать все, чтобы этого не произошло! Он же знал, что залив кишит пиратами! Селия со стоном опустила голову на колени. Теперь, когда Филипп погиб, незачем жить и ей. Остается лишь молить Бога, чтобы смерть не заставила себя долго ждать.
* * *
У него было несколько имен, но матросы знали его под именем капитана Грифона. Подобно мифическим птицам с клювом орла и телом льва, он был подвижен, коварен и смертельно опасен. Его шхуна «Бродяга» могла обогнать на море любое судно, а своим матросам он сумел внушить, что дисциплина – самый верный способ достичь желаемой цели.
Вытянув длинные ноги, Грифон облокотился широкой спиной на вытащенную на берег пирогу, зажег тонкую черную сигару и с наслаждением вдохнул ароматный дым. Синие глаза – темные, как ночное море, – нашли на голубой глади, расстилавшейся перед ним, «Бродягу».
Уже несколько дней шхуна стояла в гавани острова Корнейль, или Воронова острова, как называли свое убежище джентльмены удачи, промышлявшие в Мексиканском заливе. В гавани теснилось более дюжины больших и малых судов – бригантины, канонерки, шхуны. А на острове, среди густых зарослей кустарников и кривых дубов, виднелись склады, куда пираты свозили добычу, хижины, крытые пальмовыми листьями, загоны для рабов; был здесь даже бордель.
Пока «Бродяга» стоял на якоре, его команда, сотня отчаянных головорезов, веселилась на берегу, благо дешевых проституток и вина здесь было достаточно. В последний раз Грифону удалось завладеть неплохим грузом, и сейчас товары переносили на берег. Добыча, как обычно, будет поделена поровну.
Сейчас Грифон отдыхал, но внутреннее напряжение не покидало его. Теперь, когда американское правительство объявило его вне закона, он не мог позволить себе расслабиться хоть на миг. Год назад его деятельность считалась более или менее законной. Снабженный каперским <Каперство – нападение вооруженных частных судов воюющего государства с разрешения правительства на неприятельские торговые суда. Запрещено Декларацией о морской войне 1856 г.> свидетельством от Картахены <Картахена – город и порт на Карибском море, входил в состав испанской колонии Новая Гранада.>, он грабил испанские торговые суда и сумел сколотить значительное состояние. Однако Грифон не упускал возможности напасть на богатых торговцев из других стран, тех, корабли которых не имел права грабить.
