Дальше мысль делала кульбит и сразу перескакивала на что-то неприличное, от чего становилось жарко и тяжело дышать. Вера размотала шарф, которым была укутана шея, и бросила его на соседнее сиденье. Да, она увезет шефа на дачу, чтобы он мог долго-долго принимать душ, смывая с себя тюремный запах, и она влезет к нему под душ, прижмется к его коренастому, плотному телу, обовьет ногами и руками, словно не собираясь больше никогда-никогда отпускать.
В окнах домов «Зеленого города» горел свет. Там, за неплотно задвинутыми шторами, кипела повседневная жизнь, в которой люди встречались за ужином с друзьями, проверяли уроки у детей, обнявшись, смотрели хорошее кино, обсуждали что-то важное, ссорились, мирились, быть может, уже занимались любовью. Вера въехала в четырехугольник нужного ей двора.
Один из домов по-прежнему зиял рваной раной недавнего взрыва, белели кирпичи, торчала арматура. Окна двух подъездов не светились, поскольку людей на время выяснения причин трагедии и последующего ремонта оттуда переселили. Вера дала себе честное слово, что завтра обязательно выяснит, когда к нему можно будет, наконец, приступать. В той войне, которую она вела, было совсем не до ремонта, но в будущей мирной жизни, которая наступит завтра, до него наконец-то руки дойдут.
Она вдруг подумала, что, возможно, Молчанский решит купить новую квартиру, чтобы не жить рядом с воспоминаниями. Что ж, и эту задачу она поможет решить. Ей не впервой. В окнах пристройки, в которой располагалась управляющая компания, горел свет. Что ж, они все-таки не ушли, а это значит, что ее поездка была не напрасной.
Вера аккуратно припарковала машину, заглушила двигатель и выключила фары, мельком взглянув на часы. Десять минут девятого. Долгонько же они работают по субботам. Поскальзываясь на заметенном тротуаре, она подбежала к двери, рванула ее на себя, чтобы побыстрее очутиться внутри, где не было ветра и снега. Потопала ногами, чтобы не пачкать пол, пошла по длинному коридору к расположенной в дальнем конце комнате, той самой, в которой было светло.
— Ау, есть тут кто-нибудь? Мне нужна ваша помощь.
Никто не отвечал, но Вера уже дошла до конца коридора, переступила порог помещения, в котором за дальним компьютером, спиной к ней, сидела какая-то женщина, быстро щелкая мышкой. Клик, клик, клик…
— Здравствуйте, моя фамилия Ярышева, я помощник Павла Молчанского, жильца из дома напротив, — скороговоркой начала объяснять Вера. — В позапрошлом году Павел Александрович оплачивал установку камер во дворе, и я бы хотела получить одну запись…
Женщина повернулась, и Вера замерла на полуслове, не веря собственным глазам. Перед ней сидела Ирина Соловьева, финансовый директор и главный бухгалтер фирмы «М — софт».
— …А вы что здесь делаете?
— Не догоняешь? — Соловьева улыбнулась, нехорошо, не по-доброму, улыбка ее скорее напоминала звериный оскал. — Ну так придется тебе объяснить. Я тут жду тебя, такую резвую. Правда, успела приехать раньше.
— А как вы сюда попали?
— А как я везде попадаю. С помощью универсального ключа, разумеется. Он открывает любые двери. А уж такие простенькие — тем более. Только такая идиотка, как ты, могла всерьез решить, что вечером в субботу тут кто-то будет. Никто не хочет торчать на работе сверх положенного срока. Никто, курочка моя. Только такие ненормальные, как ты, готовы дневать и ночевать на работе, да и то только ради прекрасных глаз начальника, не правда ли? А в этой жилищной конторе никаких прекрасных глаз нет, так что они уже давно ушли, а я, наоборот, пришла. Должна сказать тебе спасибо, я не подумала про камеры, а ты натолкнула меня на эту мысль.
— Вы приехали за записью? Но зачем? Вы хотите спасти Гололобова?
— Господи, да ты еще дурнее, чем я думала! При чем тут Гололобов? Слизняк, который всегда был на вторых ролях и довольствовался малым! Он так гордился своей идеей подать заявку на грант… Он хотел сразу все рассказать Молчанскому, но я убедила его этого не делать. Я! Потому что сразу поняла, какие это дает возможности. Я нашла это ничтожество Сосновского, я поила его водкой, чтобы он дал мне документы, по которым я открыла фирму и зарегистрировала ИП. Он даже не понял сначала, для чего все это было нужно, потому что практически не просыхал никогда.
— Это вы украли двенадцать миллионов? Вы убили Сосновского?
— Он начал что-то подозревать, когда к нему после увольнения прибежал Гололобов. Принес продукты и деньги и стал жаловаться, что его уволили, а в фирме проблемы. Мол, кто-то украл деньги, а подозревают его. У Сосновского мозги были, конечно, пропиты, но когда-то он был далеко не дурак. Он позвонил мне и стал требовать еще денег, угрожал, что все расскажет Гололобову. Конечно, рассказывать ему было особо нечего, он ничего не знал, но сам факт, что я с ним знакома, не должен был всплыть.
— И вы подмешали ему в коньяк клофелин…
— Ну да. Я надеялась, что подумают на Молчанского, но и Гололобов в качестве подозреваемого меня вполне устраивал. Главное, что деньги уже давно находились на моем заграничном счете. Мне нужно было дождаться, чтобы улеглась шумиха, уволиться и уехать, оставив за спиной полностью разрушенную жизнь этого скота Молчанского. О! Это была прекрасно задуманная месть! Надо было лишить его детей, как он когда-то много лет назад лишил детей мою сестру.
— Вашу сестру?
— Оля Павлова была моей сестрой. У меня фамилия по мужу, а у нее так и осталась девичья. Молчанский нанял ее для того, чтобы она выносила его ребенка. Он снял для нее квартиру, спал с ней, и, естественно, эта дура влюбилась в него, как всегда влюблялись все бабы. Когда она родила, она вбила себе в голову, что теперь у них будет семья. Он уйдет от бесплодной жены, и они будут жить втроем, с их ребенком. А он заявил, что она нарушает условия делового сотрудничества. Она была в таком шоке, что подписала документы на отказ от ребенка. Как же она потом об этом пожалела! Она унижалась, пытаясь увидеть свою дочь, а он натравил на нее бандитов и вынудил уехать из города. Но Оля так и не забыла. Она вернулась и таскалась в детский сад. Она всего-то и хотела, что просто увидеть свою девочку. Но ей и в этом было отказано. И тогда она умерла. Он убил ее, понимаешь ты, тварь?! Бездушная тварь, раздвигающая под ним ноги! Моя сестра погибла из-за него! И тогда я решила отомстить. Лишить его самого дорогого.
— Вы устроились в фирму, чтобы выяснить, что же именно Павел ценит больше всего? Семью, бизнес, репутацию…
— Детей. Больше всего он берег своих детей, и тогда я решила, что это знак свыше. Я отобрала у него детей, так же, как он отобрал Глашу у Оли.
— Это вы наняли Катерину Гладышеву, чтобы сделать из Костика наркомана, подкинуть младшим Молчанским письма…
— Конечно, я! Он подцепил эту шлюху на корпоративе. Она спала и видела увести его из семьи, но я-то знала, что ей ничего не обломится. Так же, как когда-то Оле. Я сблизилась с ней, чтобы давать ей советы. Она считала, что я ей сочувствую и поэтому помогаю. А я просто использовала ее.
