Мне не хотелось продолжать этот разговор. Я вдруг почувствовала, что мне холодно, хотя я была одета по погоде и раньше холода не ощущала. Мне нужно было уйти от него — и все же я была не в силах двинуться с места.
— Не все подряд, — тихо ответила я.
— Не все, но люди с положением, знаменитые, влиятельные — разве нет? Разве это не лучшее лекарство для самооценки?
— Моя самооценка не болеет и в лекарствах не нуждается.
Я не кокетничала с ним, я и правда не хотела, чтобы в меня влюблялся кто попало. Богатый, влиятельный — и что? Разве это гарантия чего-то, некого неземного блаженства? Разве это абсолютное достоинство, перед которым невозможно устоять? Да если бы в меня вдруг, по нелепому капризу судьбы, влюбился какой-нибудь Мартынов, я бы нашла способ своим ходом улететь на Марс, лишь бы никогда не видеть его!
Нет, меня не интересовала условная толпа поклонников с моими портретами. Мне нужен был один человек. Но чью-то любовь нельзя заработать, выиграть в лотерею или купить, она просто достается или не достается тебе. И все становится лишь сложнее, когда этот человек в любовь вообще не верит.
— Ваши гости не обидятся на то, что вы их покинули? — с показательной кротостью спросила я.
— Им придется это пережить. В конце концов, мне ведь уже почти сорок, как все сегодня услышали, думаю, я дорос до самостоятельных решений.
— Вы так и не сказали, почему вы здесь.
— Сейчас будет фейерверк. Я бы хотел посмотреть его с вами.
Он сказал «посмотреть» без тени иронии, и я, наверно, оценила бы это, если бы на душе у меня не бушевал ураган, а глаза не щипало от слез.
— Думаю, Тамаре было бы приятно быть рядом с вами в эту часть праздника, — отметила я.
— С подругами посмотрит.
— Вы считаете, она не расскажет вам о фейерверке?
— Она умудрится объяснить мне, как это связано с моим грядущим юбилеем. Если она хочет жить со мной, ей придется научиться молчанию. Как думаете, она справится?
— Да, Владимир Викторович, ради вас она постарается.
Вот, значит, как… При всех своих насмешках над ней, он все равно допускал, что Тамара останется рядом с ним. Уже как жена, надо полагать, другого объяснения нет.
— Как бы она ни старалась, кое с чем она не справится — не сумеет просто, — вздохнул Гедеонов. — Так что должность моих глаз остается за вами.
Интересно он придумал… То есть, он женится, здесь поселится Тамара, а мы с ним по-прежнему будем проводить вечера в саду? Да Томочка мне глаза выцарапает, лишь бы я стала для него бесполезна! Ну уж нет. Она и так нашла бы способ избавиться от меня, если бы захотела. А став полноправной хозяйкой дома, она сумеет это провернуть без особых усилий!
Если они поженятся, я в поместье не останусь, это без вариантов. Я понимала, что только такое решение и будет правильным, но одной мысли о том, что я покину уже любимый дом, свою привычную жизнь, его, было достаточно, чтобы я не выдержала, и с моих ресниц сорвались первые слезы.
От позора меня спас начавшийся фейерверк.
— Люблю этот звук — звук огня в небе. Расскажите мне, как он выглядит, — попросил Гедеонов.
И я говорила ему. Это было несложно, потому что фейерверк и правда оказался поразительно красивым. Прямо над нами расцветали пламенные цветы, пролетали кометы, стелились мосты из чистого света и взмывали океанские волны. Они переплетались, поглощали друг друга, рассыпались искрами — и в этом становились еще прекрасней.
Я говорила — чтобы отвлечь себя, и чтобы он ни о чем меня не спрашивал. В моем голосе звенели слезы, и я не могла их скрыть, потому что для этого мне пришлось бы хоть ненадолго замолчать, и он бы что-то заподозрил. Надеюсь, эту досадную деталь спрятал от него мелодичный треск фейерверков.
Небо над нами горело так ярко, что казалось, будто наступил день. Я то и дело поглядывала на Гедеонова, а он, закрыв глаза, улыбался своим мыслям.
* * *
На следующий день об их помолвке, кажется, говорил уже весь мир.
Гедеонов ни о чем не объявлял. Даже если бы он захотел сделать Тамаре предложение, он бы вряд ли выбрал такой пафосный способ. Да и сама Тамара не говорила об этом. Просто кто-то сделал фотографию ее поцелуя с Гедеоновым, и она разместила этот снимок в своем инстаграме, без подписи, но с целой бригадой многозначительных смайликов.
А в инстаграме у нее обитали сотни тысяч поклонников, которые сделали предсказуемые выводы. Теперь все порталы, посвященные жизни знаменитостей, пестрели новостями о том, что «та самая» Тамара Черевина может выйти из списка завидных невест, и задавались вопросом, кто же тот загадочный красавец, что стал ее избранником.
В поместье эту новость восприняли с энтузиазмом. Кто-то был в восторге, кто-то просто одобрял выбор хозяина. Даже горничные, бросавшие на Гедеонова мечтательные взгляды — и те горевали недолго. Они ни на миг не сомневались, что им светит разве что ночь с ним, если очень повезет, а брак с миллиардером — это удел женщин совсем иного круга.
Пожалуй, среди всех людей в окружении Гедеонова лишь двое не спешили открывать шампанское.
Первым человеком, предсказуемо, была я. Я могла сколько угодно повторять себе, что меня это не касается, это не мое дело, я вообще не должна думать о таких вещах. Разум и сердце порой не спешат к согласию. Мне было плохо, я чувствовала себя разбитой и уставшей, все свои обязанности выполняла на автомате, а на радостные лица и смотреть не могла.
Вторым, внезапно, оказался Мартынов. Он с утра был злой как черт. Я его и видела-то только один раз. Он промчался мимо меня, не удостоив даже взглядом, но я успела услышать, как он бормочет себе под нос:
— Тупая овца, это же сколько денег уйдет на погашение…
Дальше я его страдания уже не различала. Он скрылся в кабинете Гедеонова, проторчал там около часа, потом еще куда-то рванул. Я не знала, что он собирается делать, но уж точно не поздравлять будущую невесту.
Сам Гедеонов остался спокоен, как скала. Он делал вид, что ничего особенного не произошло, и ни с кем не обсуждал поступок Тамары. Мне бы порадоваться, так нет же, я замечала лишь то, что он ничего не опровергает.
Я чувствовала себя потерянной, время проходило мимо меня, и я очнулась лишь во время обеда. И то не сама, а потому что за мой столик бесцеремонно подсел Никита.
— Ты чего такая унылая ходишь? — полюбопытствовал он. — Что, не рада за хозяина?
— На банкете чем-то отравилась, — невозмутимо солгала я.
— Да ладно тебе, я ж не слепой! Про вас с ним давно говорят, но про него постоянно болтают. Ты что, думала, что эти сплетни дают тебе какое-то право на него? Да тут все новенькие девицы так думают, почти традиция!
— Отстань.
Однако он отставать не собирался. За моим столиком Никита чувствовал себя вполне комфортно, он продолжал рассуждать:
