Я не собиралась бежать в ночь, как преступница. Мне нужно было, чтобы и Гедеонов, и остальные поняли, что мое решение окончательно и необратимо. Я должна была уволиться по всем правилам, показать, что не все решается волей «хозяина». Я — не пешка на шахматной доске и не рабыня, для которой само понятие возражения — это что-то вроде сказки. Я — человек, свободный человек, и я оставалась здесь лишь по собственной воле.
Только вот как все это сделать?
По идее, для того, чтобы уволиться, мне полагалось переговорить об этом с Гедеоновым, но я просто не могла. Я с изумлением обнаружила, что все еще люблю его. Это была не подростковая влюбленность, которая легко умирает при первых же заморозках. Моя любовь к нему была гораздо серьезней, глубже, и я, как ни старалась, не могла избавиться от нее.
А значит, Гедеонов по-прежнему имел надо мной определенную власть. Я не была уверена, что смогу оставаться твердой во время переговоров с ним. Одно обещание, один намек на нежность, напоминание о том, каким он умеет быть, хотя редко позволяет себе это, — и все, конец моей решимости. Соблазн остаться с ним и так был слишком велик, но я просто не могла на это пойти. Уже сейчас у меня все плохо, я привязана к нему, а позже стану зависимой от него. Это случалось со всеми его женщинами, даже с Инессой Линдой, которая гордилась своим профессионализмом.
Нет, я не хотела превращаться в очередного преданного ему зверька, а заставить его полюбить меня я уж тем более не могла. Я видела только один способ остаться в памяти Гедеонова и сохранить если не симпатию, то уважение, внушить ему, что не все женщины продажны и одинаковы.
Я должна была уйти. Я должна была стать той женщиной, которая ему отказала, — возможно, первой в его жизни.
Как ни странно, я делала это не вопреки своей любви, а благодаря ей. Любовь — чувство хоть и благородное, но не лишенное тщеславия. Она хочет отклика, ответа, и боится равнодушия. Мои признания не могли вызвать этот ответ, мои слезы — тем более, но мой отказ… Он запомнит меня.
Не вернет и не заменит, но запомнит. История с Никитой показала, что я понимаю Гедеонова не так хорошо, как мне хотелось бы, но не могла я и совсем уж ошибаться в нем. Он — царь, тиран, его власть безгранична, а его способности лишь укрепляют ее. Но у меня тоже есть власть над собой.
Чтобы устроить все это правильно, мне пришлось просить помощи у силы, которая не была подчинена Гедеонову и от которой я прежде старалась держаться подальше. Я обратилась к Ярославу Мартынову.
Он, конечно же, был в диком восторге. Я не думала, что этого человека вообще можно порадовать, но весть о моем увольнении справилась с этим. Мартынов убедил меня, что нужно действовать как можно скорее, пока Гедеонов не предвидел мой уход и не помешал мне. На следующий день мне предстояло уехать, а потом уже получить в Москве и трудовую, и отступные, которые Мартынов на радостях сделал куда больше, чем полагалось мне по контракту. Все, что угодно, лишь бы я больше не мозолила ему глаза!
Мы договорились, что до отъезда я не буду ни о чем говорить Гедеонову, Мартынов потом все объявит сам. Но и ускользнуть без послания я тоже не могла.
Думаю, Гедеонов уже знал о моей любви. Если даже Никита догадался, то он — и подавно! Я не собиралась скрывать это чувство, стесняться его или признавать своей слабостью. Да, неразделенной любви часто стыдятся, но зря. Она — не порок, и она все равно прекрасна. По-своему, я даже была благодарна ему, потому что, при всей боли и горечи разочарования, эта любовь оживила меня. Если я умею чувствовать, значит, для меня не все потеряно!
Поэтому за все, что он мне дал, Гедеонов заслуживал моего признания. Я не могла облечь это признание в слова, но был и другой способ.
Я еще летом начала готовить ему небольшой сюрприз на Новый год. По моей просьбе садовник построил дополнительную теплицу, оборудованную для мини-розария. Мне казалось, что это невозможно, но техническую сторону вопроса садовник взял на себя, от меня требовалось лишь выбрать сорта роз, которые должны были доставаться хозяину поместья круглый год.
Я, естественно, предпочла самые ароматные — ради них все и затеивалось! Среди выбранных мною роз оказались те самые чайные, которые мы когда-то обсуждали с Гедеоновым. Кустик хорошо прижился и теперь радовал цветами, не такими крупными, как в саду, но все равно нежными, заполняющими воздух тончайшим ароматом.
Я впервые делала для него букет всего из одного вида растений. Только эти чайные розы — и ничего больше. Я срезала несколько ветвей, перемотала их белой лентой, чтобы он, касаясь их, не поранился шипами, я подготовила для них вазу и отдала распоряжения горничной.
У меня был билет на ночной рейс.
Цветы должны были поставить в его комнате утром.
Я понятия не имела, помнит ли он наш разговор об этих розах и то значение, которое я придала им. Возможно, я ожидала от него слишком многого или переоценивала роль тех разговоров в его жизни. Но если так, то нет смысла и пытаться достучаться до него. Я наконец-то поступала по совести, я уехала без единой тайны и сказала ему все, что нужно. Только от него зависело, готов ли он меня услышать.
Я не могу остаться, но это не значит, что я не люблю тебя. Скорее всего, и не перестану любить. Чайные розы — вечная любовь, помнишь? Ты победил, я люблю тебя.
Но и я победила, потому что я не прощаю тебя и не принадлежу тебе.
Я буду единственной, кто, любя, покинул тебя по своей воле.
Глава тринадцатая
Он меня отпустил.
Вот и все, что было по-настоящему важно.
После всех потрясений, я, похоже, не стала умнее, потому что до последнего верила: он не даст всему закончиться вот так. Он не примет мое решение и не отпустит меня. Разве я не была для него особенной? Разве не заслужила желание сохранить меня и то, что у нас было? Разве рядом с ним так много людей, которые его по-настоящему любят?
Но для Гедеонова все было куда проще. Ушла — и скатертью дорожка, заменить можно кого угодно. И если я оставила ему безмолвное послание в том одиноком букете чайных роз, то он мне — в будущем, которое он мне обеспечил.
Вернувшись в Москву, я получила от Мартынова и трудовую книжку, и деньги, и даже рекомендательное письмо. Меня расхваливали, как самое большое сокровище — вот какой была цена моего благоразумия. Я сняла небольшую квартирку, которую невозможно было сравнить с моей убогой комнатой в коммуналке, и стала искать работу.
Я нашла ее за неделю. Меня пригласили на руководящую должность в роскошный отель — то есть, на вакансию, которая мне ну никак не подходила. Я, конечно, о себе достаточно высокого мнения, но я же не могу закрыть глаза на факты! Мне двадцать два года, высшего образования нет, опыт работы — странный и не слишком долгий. Я не тот человек, которому позволят управлять, я тот человек, которому даже метлу только под расписку доверят!
