– Деловых партнеров, – сухо поправил Макс. – Жак Клеман – единственный человек в Новом Орлеане, который называет себя моим другом не из финансовых соображений. Да вы сами, мама, видели, как люди переходят на другую сторону улицы, чтобы не встречаться со мной.
– Люди приходят к нам…
– К вам, мама… не ко мне.
– Тебя приглашают на различные собрания…
– Да, безденежные родственники, в расчете на мои деньги. Или те, кто чувствует себя обязанным памяти отца. Когда я посещаю такие собрания, вокруг меня все шушукаются и натужно улыбаются. Ты и сама знаешь: если бы я не был Волераном, меня давно заставили бы покинуть Новый Орлеан. Сплетни распространяются, как медленно действующий яд. А теперь… они взялись за мою красавицу жену, надеясь обнаружить какие-нибудь изъяны в ней. Если она выглядит счастливой, они удивляются: как можно наслаждаться жизнью с таким жестоким, холодным мужем!..
– Перестань, Макс! Я не вынесу этого!
Он замолчал. Ирэн не чувствовала в его молчании страха, который буквально пронзил его сердце. Больше всего он боялся, что у него могут отнять Лизетту. Ненависть и подозрения, которые прежде относились только к нему, теперь могут быть направлены против нее. Ей будет трудно сохранить друзей, ведь ее станут третировать только потому, что она замужем за ним. Что, если она недостаточно сильна и не выдержит этого? Вдруг перестанет его любить и возненавидит?
– Лизетте нужна необычайная уверенность в себе, – сказал он. – Ты знаешь, что ей будет очень трудно.
– Макс, мне кажется, ты преувеличиваешь трудности…
– Если бы Лизетта могла притворяться, как ее учила из лучших побуждений тетушка Делфайн, надеюсь, она сумела бы избежать их.
Ирэн не обратила внимания на его слова. В спорах она никогда не слушала собеседника и только повторяла свою точку зрения, пока тот, обессилев, не соглашался.
– Ты должен приструнить ее, иначе она скоро станет неуправляемой, – заявила мать. – Разве ты забыл, как было с Корин!
Макс потерял всякое терпение и начал попросту дерзить ей, чего уже давно не позволял себе в разговоре с матерью. Он ясно дал понять: никто не должен критиковать Лизетту, дабы не вызвать его гнев. Однако и для Лизетты он установил некоторые пределы. Макс нашел способ сдерживать жену, если она осмеливалась зайти слишком далеко.
* * *
В воскресенье Волераны давали званый вечер. На нем Макс грубо обошелся с гостем, которого привела одна из его кузин. Дело в том, что политические взгляды месье Грегори расходились с убеждениями Макса.
Обычно на таких вечерах звучала музыка, гости непринужденно беседовали, немного танцевали. В одиннадцать часов подавали прохладительные напитки, а к полуночи все расходились. На этот раз вечер закончился в десять – до того, как принесли напитки.
Лизетта была подавлена. Она вошла в библиотеку, где Макс пил вино вместе с Бернаром. Казалось, он нисколько не удивился ее появлению. Лишь уголки его рта слегка скривились.
– Будь осторожной, – тихо предупредил он. – Сегодня у меня неважное настроение.
– Макс, ты проявил бестактность по отношению к месье Грегори только потому, что он сделал небольшое замечание, касающееся губернатора, – раздраженно сказала Лизетта. – Ты же сам еще хуже отзывался о Клейборне!
Бернар посмотрел на них с тревогой и поставил на стол свой бокал.
– Я устал. Спокойной ночи.
Ни Макс, ни Лизетта не заметили его ухода.
Макс глотнул вина и закинул ногу на ногу.
– Когда я критикую Клейборна, то по крайней мере знаю, о чем говорю. – Он пожал плечами. – Грегори идиот, он ничего не смыслит в политике.
– Но ты не должен был создавать неловкость, беседа была довольно приятной, пока ты не вмешался.
– У него не правильные представления о Клейборне, – упрямо продолжал Макс. – Требовалось поправить его.
– И при этом поставить в неловкое положение свою мать и других леди, затеяв с ним спор? Я думала, Ирэн упадет в обморок!
– Ты полагаешь, я могу пропускать мимо ушей нападки на мои политические убеждения?
– Я не прошу тебя быть очаровательным, Макс. Достаточно проявлять немного вежливости. В присутствии посторонних я постоянно испытываю страх, так как не знаю, чего ожидать от тебя. Ты не только оскорбляешь креолов, американцев и испанцев, но также обижаешь своих родственников!
– Я обижаю всех в равной степени, дорогая. У нас демократия.
– Меня не волнует твоя демократия, я хочу только, чтобы ты получше относился к людям!
Глаза Макса опасно блеснули. Он поставил свой бокал, встал и начал ходить по библиотеке размеренным шагом.
– Разговор становится слишком интимным, мадам.
– Значит, на это есть основания, – вызывающе сказала Лизетта, упершись руками в бока и довольная тем, что ей удалось разозлить мужа.
Макс мрачно улыбнулся и закрыл дверь библиотеки так резко, что она задрожала в дверной раме. Лизетта удивленно посмотрела на него, размышляя, действительно ли он настолько зол.
– Макс, – Лизетта перешла на умиротворяющий тон, – не ты ли обещал хотя бы попытаться быть немного доброжелательнее?
– Ты бы очень хотела этого, не так ли? – Он медленно подошел к ней, не спуская с нее глаз. – Ведь еще не все знают, что ты сумела приручить меня и можешь управлять моим отвратительным характером, правда?
Лизетта покачала головой:
– Нет, просто я…
– Думаешь, если я обряжусь в овечью шкуру, люди станут по-другому относиться ко мне? Так вот: я этого не желаю.
– Я не это имела в виду…
– Ты полагаешь, что можешь делать мне выговоры по поводу моего поведения, как мать непослушному ребенку.
Не на шутку встревожившись, Лизетта покачала головой. Откуда в нем столько желчи? Теперь она начала лихорадочно соображать, как успокоить его.
– Макс, речь идет не о выговоре. Мой Бог, я просто стараюсь помочь тебе.
– Ты пытаешься изменить меня, – проворчал он.
– Изменить? Я никогда не стала бы пытаться…
– Ты хочешь сделать из меня тихого, ручного мужа, который готов выполнить любое твое приказание.
Лизетта от удивления раскрыла рот.
– Макс, ты шутишь, не так ли? – Она тяжело задышала, когда он обхватил ее за бедра и привлек к себе, прижимая к своему отвердевшему мужскому естеству.
– Сейчас я тебе покажу, насколько я серьезен. – Он горячо поцеловал ее, отклонив голову назад и прижимаясь все сильнее, пока ее губы не раскрылись и не приняли его настойчивый язык. Его дыхание опаляло ей щеку. Он поднял повыше ее бедра и прижал их еще крепче к себе, начав глубокие ритмичные толчки. Быстро подстроившись к этим движениям, Лизетта не смогла сдержать стон. Макс заглушил этот звук и начал поднимать ей юбку, намереваясь добраться до обнаженного тела.
