Голос Неда произнес:
– Она тебя нашла! Всем сосредоточиться.
Салли снова лежала на больничной койке и от охватившего ее уныния даже не могла сказать, что ничего у нее не вышло. К тому же она ощущала себя там тверже и отчетливее прежнего. Чувствовала тяжесть вздернутой на вытяжке ноги. Все остальное болело – довольно сильно.
– Глазам своим не верю, – сказала Шарт.
Все смотрели куда-то за ее койку. Салли покосилась туда.
Там виднелась размытая желтая фигурка. Промокшая девочка в желтом брючном костюме, оборванная, будто беспризорница. Вокруг нее хлестал бестелесный дождь, от которого она мокла еще сильнее – и смотрела на них с явным ужасом.
Размытые губы зашевелились. Салли слышала, что они сказали – но больше никто:
– Я намерена считать все это каким-то жестоким футуристическим экспериментом. Я отказываюсь думать, что сошла с ума.
Бедная Имоджин, подумала Салли. Как ей, наверное, было страшно.
Фенелла с поразительным хладнокровием вцепилась в спину взрослой Имоджин всей наманикюренной пятерней:
– Живо! Объясни ей!
Взрослая Имоджин успела только податься вперед и открыла рот, чтобы заговорить, но тут на пороге появилась миловидная медсестра.
– Пять часов!.. – деловито начала она. Увидела размытое желтое привидение. Подскочила. Развернулась и вышла с окаменелой маской спокойствия, как у человека, притворяющегося, будто ничего не произошло.
– Быстро, пока она не вернулась! – сказала Шарт.
– Имоджин, – сказала взрослая Имоджин, – пожалуйста, поверь, что это правда. Я – это ты. Взрослая ты. Ты через семь лет. Ты меня понимаешь? Вот какой ты станешь.
Размытые синие глаза обратились к ней. Да, призрачная Имоджин поняла ее, но ей не понравилось то, что она увидела.
– А это Шарт, Фенелла и Нед Дженкинс, – торопливо добавила взрослая Имоджин.
Размытые глаза осмотрели всех по очереди и вроде бы узнали. У нее получается лучше, чем у меня, подумала Салли.
– А это Салли, – сказала Имоджин. – Мониган собирается забрать Салли.
Размытая Имоджин уставилась на Салли. Губы у нее снова зашевелились.
– Это не Салли. Волосы не те.
Фенелла подалась к взрослой Имоджин:
– Я знаю, в чем дело. Имо, это Салли, честное слово. Когда она выросла, волосы у нее потемнели. Так часто бывает. Теперь ты мне веришь?
Вот, оказывается, почему я считала, что у меня темные волосы, подумала Салли.
Размытая Имоджин покивала и внимательно посмотрела на нее. Она поверила Фенелле.
– Ты должна помешать Мониган, – сказала взрослая Имоджин. От волнения вид у нее стал больной. – Это можешь только ты. Ты должна прямо сейчас пойти к Мониган и кое-что отдать ей – ты сама знаешь что. Сумеешь? Ради всех нас.
Похоже, размытая Имоджин решила, что это неплохая мысль. На ее изможденном лице проступила слабая улыбка. Призрачная Имоджин кивнула еще раз – бодро и уверенно. Все шумно вздохнули с облегчением. Как только они чуть-чуть расслабились, размытые контуры Имоджин размылись еще сильнее и растворились, как акварель в воде.
Салли подскочила и бросилась за ней. Как ей это удалось, она сама не знала. Она будто бы застряла в ноющем теле, как застревают в тесной одежде. Лихорадочно выпуталась из него – и сумела нагнать Имоджин, когда та сидела между двумя курганами, закрыв лицо руками.
– Ой, призраки!.. – проговорила Имоджин.
Призраков и правда было много, но не тех, кого Имоджин имела в виду.
– Лазутчики, – произнес древний призрак под курганом. – Враг наступает. Доклад часовых…
– Тихо ты! – прикрикнула на него Салли. – Никакие мы не враги. Мы пришли… мы пришли с дарами.
– Караван с Востока, – пробормотал призрак и, к вящей радости Салли, пустился в рассуждения о зерне и самоцветах, а о них словно бы и забыл.
Имоджин поднялась на ноги, ее трясло. К этому времени гром грохотал уже далеко-далеко. Дождь немного унялся, но еще отнюдь не перестал. Волосы у Имоджин стали серые от воды и облепили голову. Желтый брючный костюм так промок, что сквозь него розовыми пятнами просвечивала кожа. Но взгляд у Имоджин был полон решимости – растерянной, испуганной, но решимости. Она выдернула насквозь мокрые штанины из-под хлюпавших туфель и заковыляла за курганы в низину Мониган. Дорогу она знала. Должно быть, была здесь вместе с Шарт, когда та нашла это место. Перевалила за гребень холма, протопала дальше сквозь дождь, подлезла под цепь и пересекла беговые дорожки.
Когда Имоджин двинулась в серую низину за пеленой измороси, Салли отстала от нее – испугалась, что Мониган заметит, что она снова здесь и пытается ее обмануть. Мониган смотрела, как приближается Имоджин. Она снова разлилась по всей своей низине, но уже не так мощно. Столбы и фантомы таяли за завесой дождя.
Тут Салли вдруг начала понимать, какая механика стоит за сущностями вроде Мониган. С точки зрения Мониган, все времена шли параллельно, но одни из них, например время обитателей курганов, были прямо перед ней, а другие, вот как это, оказывались где-то на краю поля зрения. А по краям поля зрения Мониган только всасывала все, до чего могла дотянуться. Она не стала сосредотачиваться на них с Имоджин – ее алчно интересовало лишь то, что Имоджин могла ей дать, и она не заметила, что на несколько минут Имоджин попала на семь лет вперед. А призрак Салли вообще не интересовал Мониган. Она считала, что здесь Салли больше делать нечего.
Посередине низины Имоджин остановилась и подобрала мокрый клочок бумаги. Это был рисунок Неда. Галстучная булавка Говарда валялась неподалеку, но не попалась Имоджин на глаза.
– Что это? – Имоджин развернула мокрую бумажку.
Салли отважно спорхнула вниз, к Имоджин, и заглянула ей через плечо. И увидела себя. Ошибиться было невозможно – даже сейчас, когда рисунок расплылся и выцвел от воды. Рисунки Неда всегда выходили до того похоже, что Салли точно знала, что это она. Теперь она поняла, почему Нед всегда так охотно пьет с ней кофе. И понадеялась, что Имоджин все-таки сумеет обвести Мониган вокруг пальца.
– Как это неосмотрительно с его стороны, – сказала Имоджин. – Я ему обязательно верну.
Она подняла руку с бумажкой и прочитала молитву. Знала она ее почти как Шарт. Запнулась только дважды.
Мониган не стала сгущаться, чтобы ответить Имоджин. Она делала это, лишь когда опасалась что-то утратить. А сейчас она алчно ждала – и больше ничего.
– Слышишь меня, Мониган? – спросила Имоджин. Голос ее звучал по-особенному, звонко и торопливо, как всегда, когда она говорила о чем-то крайне серьезном. – Послушай. Я дам тебе то, что тебе очень понравится. Я принесу тебе величайшую жертву.
Мониган стало интересно. Салли тоже. Имоджин картинно взмахнула рисунком и зашагала туда-сюда под дождем: она произносила речь.
