– Фенелла, – сказала она. – По-моему, я твой призрак.
Ничего из этого не вышло, потому что наверху снова пробудилась к жизни Шарт. Она испустила вопль, перешедший сначала в рев, потом опять в вопль, – и все это совсем не напоминало человеческий голос:
– Хватит так жутко хрустеть!
Все челюсти замерли, даже у Оливера. Все внимание устремилось в потолок.
– Поспать не дают! – завизжала Шарт. – Расхрустелись тут!
Фенелла выразительно покосилась на Имоджин и пронзительно завопила в ответ:
– Одиннадцатый час! Мы завтракаем!
– Тогда прекратите сейчас же! – взревела Шарт. – А не то спущусь и убью!
Она не шутила. Это было всем очевидно. Оливер с тяжким вздохом улегся у миски. Имоджин с Фенеллой переглянулись.
– Невозможно бесшумно есть хлопья! – еле слышно выдохнула Имоджин.
– Даже размякшие! – мрачно прошептала Фенелла.
– И хватит шептаться, чтоб вам пусто было! – заорала Шарт.
Имоджин с Фенеллой снова переглянулись: их объединила общая ненависть к Шарт. Призрачная сестра их прекрасно понимала. Она думала о Шарт с теплотой, но подозревала, что теплота эта была излишней. Может, взрослая Шарт и заслуживала такого отношения, но эта Шарт – нет. Призрачная сестра забыла, какой бывала Шарт утром – не только сегодня, но и вообще по утрам. И это еще цветочки. Имоджин повесила голову и вцепилась в край стола, набираясь храбрости.
– Я бы не стала, – предостерегла ее Фенелла.
Имоджин не обратила на нее внимания. Она проделывала это каждое утро. Жизнь ее ничему не учила. Собрав всю свою отвагу, Имоджин молча встала и мягко-мягко прокралась через гостиную. Остановилась у подножия лестницы, склонила голову набок и состроила нежнейшую улыбку. Имоджин считала себя добрым ангелом. А как же иначе – в таких-то обстоятельствах?
– Шарт, солнышко! – проворковала Имоджин снизу. – Хочешь, кофейку тебе принесу?
Ответом ей был жуткий рык. Имоджин поежилась. Оливер в припадке ярости по сравнению с Шарт был сущий агнец.
– Шарт, солнышко, я поставлю чайник? – проговорила Имоджин. Это было уже не воркование, а мелкая дрожь.
– Да заткнись ты! – прорычал сверху сиплый звериный голос. – Достала со своей деликатностью!
– Шарт, солнышко… – не слишком разумно завела Имоджин.
– Аа-а-а-а-р-р-р-р! – заорала Шарт.
Что-то наверху вздыбилось, потолок содрогнулся от тяжкого удара. Имоджин побледнела. Поза доброго ангела стала больше похожа на позу спортсмена на старте. И немудрено. Потолок затрясся. Лестница задрожала. По ней с неимоверной скоростью промчалась Шарт – всклокоченная, белая, ощеренная, она перелетела через все ступеньки, словно и не прикоснувшись к ним. Перед призраком мелькнули оскаленные зубы, опухшие веки, крошечные поросячьи глазки – и он мигом удрал на пианино. Имоджин метнулась в сторону и исчезла в уголке между пианино и диваном. Когда Шарт приземлилась на пол гостиной с грохотом, от которого покачнулся весь дом, в комнате на вид было пусто.
– А-а-а-р-р! – зарычала Шарт и заозиралась поросячьими глазками. И в три прыжка выскочила в кухню.
Раздался грохот, коротко взвизгнул Оливер, на пол грузно попадали тела. Из-за двери выскочила Фенелла – на четвереньках, будто паукообразная обезьяна, – и юркнула к Имоджин за диван.
– Говорила я тебе, не надо! – зашептала она.
– А ну вылезайте, уховертки трусливые! – заходилась Шарт.
Последовало несколько великолепных ударов.
– Что она там делает? – прошептала Имоджин, когда в гостиную прокрался еще и Оливер. Он поджал расплывчатый хвост между толстыми задними ногами. Его всего колотило.
– Опять ломает стул, наверное. – Фенелла вздохнула.
И верно – удары сменились деревянным треском и грохотом досок по каменному полу. При этом рычание Шарт понемногу становилось не таким звериным. Один раз послышалось даже отчетливое «ой!» человека, загнавшего себе занозу под ноготь. За ним последовала сиплая человеческая ругань. После чего раздался последний стук – и тишина. И наконец – шуршание хлопьев, насыпаемых в миску.
Имоджин слегка расслабилась. И даже отважилась сесть.
– У Шарт по утрам сахар в крови низкий, – объяснила она Фенелле.
– Это теперь так называется? – спросила Фенелла. – А я думала – дурной характер.
Они сидели рядышком на полу и слушали, как женщина-горилла за стеной чавкает хлопьями. Призрачная сестра спорхнула к ним.
– Фенелла, ты знаешь, что я здесь. Помоги мне, пожалуйста. У меня осталось всего шесть с половиной часов.
К несчастью, в этот самый миг Имоджин тоже подала голос.
– Фенелла, – сказала она, – что мне делать? Мне нужно там пройти, чтобы позаниматься. – Она показала на кухонную дверь.
Фенелла разговаривала с Имоджин. И не услышала голос призрака.
– Подожди часок, пока она не станет человеком.
– Но через час кабинет музыки будет занят! – простонала Имоджин. – Меня опять прогонят.
– Заткнитесь! – зарычала Шарт из кухни. – Дайте спокойно позавтракать!
Фенелла и Имоджин заткнулись. Остаток беседы они вели на языке жестов, так что им было не до призрака.
– Ой, ну ладно! – в отчаянии прошептала Имоджин через некоторое время. – Все и так ужасно. Но она меня убьет, спорим?
– Я тебя прикрою, честное слово! – прошептала в ответ Фенелла.
Имоджин со вздохом поднялась на ноги и выдернула из-под подметок края штанин. Принялась понуро убирать с пожелтелых клавиш старого пианино картину, бумаги и банку с акварельной водой и вытирать с них пыль передом костюма. Костюм был до того велик, что Имоджин забирала ткань в горсть и использовала его как тряпку и ей даже не приходилось наклоняться вперед. Тем временем Фенелла подтащила к двери в кухню кресло и заняла пост, по-турецки усевшись на его спинку. Знаками показала, что Шарт уже читает книжку.
Имоджин кивнула и пристроила ноты на желтый пюпитр. Потом пристроилась сама на шаткий, облезлый табурет и уставилась в ноты.
– Ну, давай! – шепотом подбодрила ее Фенелла. – Играй!
Но Имоджин словно бы очутилась в плену мрачных предчувствий. И просто сидела. Призрачная сестра прекрасно понимала ее: она знала, какой бывает Шарт. И попробовала воспользоваться паузой, чтобы привлечь их внимание.
– Имоджин! Фенелла! – закричала она. – Помогите!
По ощущениям, получалось не тише, чем вопли Шарт. Но даже сама она понимала, что не издает ни звука. И в отчаянии осеклась.
– Получится душераздирающе, – пробормотала Имоджин.
– Ну, наше пианино до глубины души пробирает, – прошептала в ответ Фенелла.
