– Товарищ ген…
Не обращая на него внимания, «товарищ ген» зарычал и кинулся к подраненному Храброву:
– Гоша, сынок, ты мне только скажи – кто?..
Плата за страх (финал)
Врач возился с Жуковым-старшим нескончаемо долго. Выглянув в одиннадцатый раз к «Москвичу», Валерий Александрович посмотрел на медленную зимнюю зарю, дотлевавшую между домами, затосковал и не без раздражения подумал, что за это время бате можно было вытащить не один-единственный шатко державшийся зуб, а все тридцать два. Мысль была крамольной, нехорошей, и он погнал её прочь. Хотя на самом деле ни в сглаз, ни в порчу не верил. Просто он любил отца и с каждым годом всё отчётливее сознавал краткость совместного пути, ещё отмеренного им в этой жизни. Радоваться надо, что батя ругается и ворчит. Что он не замкнулся в своём собственном мирке, куда извне уже не проникнуть. Что он у него пока ещё есть…
В таком вот философском настроении Валерий Александрович вернулся в вестибюль клиники – и тут же вновь угодил под горячую руку разгневанного родителя. Оказывается, в его отсутствие Жуков-старший наконец вышел из врачебного кабинета и, не обнаружив сына у двери, решил пуститься на поиски. Но, по счастью, дальше гардероба продвинуться не смог, ибо Валерий Александрович унёс в кармане номерок от пальто.
– А я почём знаю, куда ты подевался! – прошамкал батя сердито (вынутый зуб занимал стратегическую позицию, и отсутствие протеза мешало говорить внятно). – Может, домой укатил! Или на вокзал кого-то за деньги повёз!..
Что-нибудь более несправедливое и обидное даже при сильном желании трудно было придумать. Наверное, Александр Васильевич страдал и от боли в распухшей десне (доктор сделал укол, но действие лекарства кончалось), и от невозможности говорить внятно, как все нормальные люди (вот в такие моменты и начинаешь бесповоротно чувствовать себя стариком), и оттого, наконец, что за изготовление нового мостика придётся отдать чёртову уймищу денег (брать которые, естественно, придётся опять же у сына, ибо с пенсии не разгуляешься, а на все жизненные сбережения теперь разве что кило дешёвой колбаски)… Валерий Александрович добыл из гардероба его пальто и повёл отца к тёплой, только что прогретой машине.
Солнечный свет между тем совсем ушёл с неба, вместо него в низких облаках плавало рыжее зарево уличных фонарей. Жуков-младший всегда старался возвращаться из автомобильных поездок засветло, и в результате опыт вождения в темноте у него был минимальный. Пока он ждал отца и обдумывал путь домой, в душе поднимали голову всевозможные страхи, но стоило сесть за руль – и оказалось, что полученный утром урок не прошёл даром. Что-то в мозгу приноровилось к скользкой дороге и автоматически выбирало нужный режим, позволяя сосредоточиться на более актуальных вещах. На том, чтобы не дать себя ослепить ярким фарам встречного и вовремя узнать впереди нужный поворот, закамуфлированный уличными огнями и темнотой. Валерий Александрович доехал до Байконурской без единого приключения.
– А ты молодец, – сказал батя, когда он въехал во двор и осторожно пробирался между припаркованными автомобилями. – Совсем хорошо ездить стал. Ночь, лёд повсюду, а ты спокойненько так… – Но тут же схватился за ремень безопасности и закричал: – Да не отвлекайся, смотри, куда руль крутишь!.. Чуть его не задел!..
От предложения подняться в родительскую квартиру и выпить с дороги горяченького чайку Валерий Александрович отказался. То есть он бы, конечно, с удовольствием, но ему было известно по опыту, что такой визит затянулся бы ещё дольше, чем батин – к дантисту, а на часах и так уже маячила половина восьмого. Кроме того, после чая с мамиными плюшками захочется на диван, а не на улицу к остывшему «Москвичу»… да ещё тащиться до дома через весь город. Нет уж. Лучше отмучиться сразу.
– Вы с мамой лучше моим позвоните, что я выехал, – попросил он отца.
Тот явно был слегка обижен решением сына. Но позвонить обещал.
Когда Валерий Александрович снова (уже в четвёртый раз за сегодня) подъехал к железнодорожному переезду, шлагбаум был закрыт. Жуков тоскливо вздохнул про себя, готовясь к новому ожиданию. Потом вспомнил, что больше никуда не спешит, обрёл философское водение проблемы и включил радио. Шлагбаум явно уловил перемену в его настроении и, поняв, что не сможет отравить ему жизнь, медленно поднялся. Жуков без проблем миновал Чёрную речку, потом бывший Кировский проспект и, въезжая на мост, даже на миг оторвал глаза от кормы впередиидущей машины и покосился направо-налево, привычно впитывая раскинувшуюся вокруг красоту. «Есть всё-таки свои плюсы в зимней езде, – подумалось ему. – А что, может, взять да с девчонками в Орехово съездить? Печку натопим…»
Он трезво сказал себе, что для путешествий по загородным дорогам следовало бы для начала обуть «Москвич» в соответствующую резину, желательно шипованную. Цены на которую… Однако столь мелкая бытовая проблема уже не способна была испортить ему настроение. По сравнению с тем, что он сегодня преодолел…
Поворот с Обводного на Московский проспект показался ему поворотом на финишную прямую. Валерий Александрович без привычной ревности подумал об Алексее Снегирёве и его «Ниве», оборудованной всякими полезными приспособлениями. Самым полезным из всех Жукову казался сотовый телефон и система громкой связи, позволявшая говорить, не отрываясь от процесса езды. Такой телефон, да ещё с автомобильными прибамбасами, всегда представлялся Жукову чем-то лично для него сугубо недостижимым. А, собственно, почему?..
Он представил, как выглядел бы изящный маленький аппарат на архаичной приборной доске его «четыреста восьмого», и вслух рассмеялся. Ему вдруг вспомнилась удивительная картина, которую он не так давно наблюдал на площади Восстания. Два «Запорожца», стоявшие на припаркованных трейлерах. Оба выкрашенные в одинаковый яично-жёлтый цвет и со всеми признаками спортивного оснащения – вроде разных там дуг безопасности на месте снятых задних сидений и смахивающих на пропеллеры вентиляторов, установленных перед воздухозаборниками… Кто с кем на них состязался и за какие призы, так и осталось неведомо.
А если серьёзно – можно было бы (как иногда и поступал Снегирёв) прямо сейчас позвонить Нине и поинтересоваться, не надо ли чего купить по дороге. Жуков нашёл глазами место, где мог бы присутствовать, но не присутствовал телефон, и мысленно пробежался по содержимому домашнего холодильника. Хлеб! – почти сразу осенило его. Утром было меньше полхлеба, да наверняка ещё потратили за обедом…
«Москвич» уже пересёк Кузнецовскую и резво катился вдоль парка Победы, одолевая последние сотни метров до дома. Здесь имелся хороший круглосуточный магазин, но Валерию Александровичу он всегда казался дороговатым. Зато возле самого дома, буквально под окнами, стоял один нетривиальный ларёк. В какой бы поздний час Жуков ни возвращался домой, там горел свет и происходила торговля. Большую часть ассортимента составляли спиртные напитки, причём на удивление хорошего качества. А с напитками самым странным образом соседствовали печенье и хлеб…
Ларёк стоял на углу, в узком проезде между шестиэтажным жуковским домом и небольшим сквером, отделявшим его от проспекта. Валерий Александрович подъехал впритирку, загнав безропотный «Москвич» правыми колёсами на тротуар, и выскочил наружу этаким киногероем, которые против всех жизненных реалий не только не ставят свои машины на сигнализацию, но даже не запирают на ключ. Логика режиссёров, ставивших подобные эпизоды, оставалась Жукову непонятна. Действие фильмов, как правило, происходило на оживлённых улицах, кишащих народом, совсем не обязательно честным. Другое дело сейчас, когда что на Фрунзе, что на проспекте, в какую сторону ни посмотри – на километр никого…
