С другой стороны, если Плещеева не окажется, у него, Славика, добавится несколько часов времени для размышления. Чего доброго, и взбредёт в голову путная мысль. Или ситуация сама каким-то образом переменится…
– Одну минуточку! – прекратила его сомнения далёкая барышня. – Вячеслав Александрович, вы слушаете? Сергей Петрович сейчас вам ответит. Не вешайте трубку!
В динамике зазвучала приятная электронная музыка. Славик не мог видеть, как в двадцати километрах от него, в двухэтажном особнячке на Смоленской, девочка-секретарша (действительно только-только из школы, но школа была окончена с золотой медалью) проворно нажимала кнопочки пульта. В результате её манипуляций в ничем не примечательной голубой «девятке», катившей по Загородному проспекту, ожил сотовый телефон.
– Добрый вечер, Вячеслав, слушаю вас, – спустя ещё секунду долетел приятный плещеевский баритон.
– Здравствуйте, Сергей Петрович… – выдавил Славик. – Мне с вами… встретиться бы…
– Буду очень рад вас увидеть, – отозвался Плещеев. – Где и когда вам удобнее? – И добавил: – Можете быть спокойны, нас никто не прослушивает.
Славик почувствовал, как сквозь густую поросль на висках и губе прокладывают себе путь полновесные капли пота. Ощущение было удивительно мерзким: казалось, в неухоженной щетине бегают насекомые. Ничего общего с тем благородным трудовым потом, что когда-то прошибал его в спортзале, впитываясь в кимоно. Он проговорил, сглатывая:
– Я… дома сейчас. На меня тут… как вам объяснить… нападали. Если бы от вас… кто-нибудь… Сергей Петрович понял его с полуслова.
– Вячеслав, мы выезжаем немедленно, – сказал он по-деловому спокойно. Однако рука его откинула панельку на приборной доске автомобиля. Там вспыхнула неяркая лампочка, и в недрах особнячка на Смоленской немедленно сорвалось с места пять человек в камуфляже с фирменными нашивками, и вслед за людьми побежали две большие собаки. – Пожалуйста, не покидайте квартиру и держитесь подальше от окон, – посоветовал эгидовский шеф. – Не подходите к двери, никому не открывайте и, желательно, не снимайте трубку, если вам позвонят…
– Да ладно, – проворчал Славик. – Сам знаю… Не первый день замужем… А от вас кто приедет, – те самые?..
– Те самые, – улыбнулся Плещеев. – Вы их сразу узнаете.
– Тогда до скорого… – И Славик, взмокший уже насквозь, прижал пальцем отбой. Он рад был бы держать связь до тех пор, пока эгидовцы не появятся во дворе, и ему бы, наверное, не отказали. Но уже до такой степени признать себя раздавленной тряпкой?! Спасибочки…
На крыше голубой «девятки» ожил и засиял проблесковый маячок, а под капотом встрепенулась сирена. Плещеев вдавил педаль газа и полетел боковыми улицами на Обводный, распугивая обывателей и не обращая внимания на светофоры. Там, на набережной, немного обогнав его, уже разгонял широченными колесами слякоть большой вместительный внедорожник. Домашний адрес Вячеслава Вершинина у них, естественно, был.
Посидев ещё немного с телефонной трубкой в руках Славик осторожно положил её обратно на аппарат. Полчаса, чтобы побросать в сумку кое-какие пожитки, у него, наверное, были. Не на космической же ракете они за ним прилетят. Славик решил ориентироваться по автомобильному шуму во дворе и приступил к сборам.
Фантазия у него, как и у большинства людей в сходной ситуации, не пошла дальше чистого белья, зубной щётки, спортивного костюма, домашних тапочек и полотенца. А что ещё? Музыкальный центр в рюкзак запихнуть?..
Эта воображаемая картина до того насмешила его, что он громко расхохотался. Чувство освобождения от страха было ослепительным и пьянящим. Он всё-таки принял решение. На фоне которого легко и весело было бросать квартиру и барахло. Ведь теперь, если всё пойдёт как надо, у него всё будет новое: и фамилия, и документы… Только вот с родителями как быть?..
Он поскрёб пятернёй заросшую челюсть и несколько вернулся к реальности. Он хорошо помнил эгидовскую группу захвата. Особенно её командира, Лоскуткова. Да! Такое не забывается. И его заместительницу, эту, как её… ну…
Предстать перед ними на нынешней стадии одичания – грязным, небритым и пахнущим, точно бомж из помойки?.. Славик положил сумку на пол и двинулся было в сторону ванной, но на полдороге остановился.
Между кухонными шторами зияла сантиметровая щель. Очень нехорошая щель.
Его однокомнатная пронизывала пятиэтажку насквозь. Окно комнаты выходило на улицу и раскинувшееся за нею обширное незастроенное пространство; говорили, будто кусты и болотце скрывали совершенно невозможный для нынешних технологий плывун. А вот напротив кухонного окошка никакого плывуна строители не обнаружили, и там благополучно стояла другая такая же пятиэтажка. До неё можно было камень добросить. Или что-нибудь посущественней камня. Не говоря уже про всевозможные стреляющие устройства… отечественного и импортного образца…
Квартирка была спроектирована ужас как экономно. В результате коридорчик, куда выходила дверь совмещённого санузла, для возможного снайпера был как на ладони.
Того архитектора самого бы здесь поселить…
Минуту Славик стоял в угрюмой задумчивости, однако любовь к чистоте победила. Очень осторожно, медленно пластаясь по стенке, он добрался до двери, юркнул внутрь – и только тогда, плотно закрывшись, включил в санузле свет.
Кажется, бритьё и помывка ни разу ещё не доставляли ему столь полного удовольствия. Он почувствовал себя совсем другим человеком и понял истину, хорошо известную каждому тюремщику и палачу, а именно: с грязным и желательно голым человеком гораздо легче сговориться, нежели с чистым, опрятно одетым и полным собственного достоинства. Натянув трусы, Славик попробовал сосредоточиться и вспомнить, что из повседневных мелочей он, быть может, забыл. Мелочи на ум не являлись, зато всплыла мысль о «ТТ». Ну то есть «левый» ствол, конечно, таковым и останется, но терять Славику было нечего, и, опять же, по сравнению со всем остальным…
Он повесил полотенце, распахнул дверь ванной и шагнул в коридор.
Успел увидеть обои на противоположной стене коридора, озарившиеся ярким люминесцентным светом из ванной, и сообразить, что забыл-таки повернуть выключатель…
А больше он не успел ничего. Ни шарахнуться назад, ни даже руку поднять. Потому что пуля, выпущенная из бесшумной винтовки, проделала аккуратную дырочку в оконном стекле точно посередине незашторенного сантиметра. Пролетела по коридору и вошла ему в голову как раз над ухом. Чтобы там разорваться.
«Но только в Портленд воротиться нам не придётся никогда…»
Несколькими минутами позже из парадной соседнего дома (парадные у них, к слову сказать, смотрели в разные стороны) вышел симпатичный молодой человек и зашагал, не оглядываясь, прочь. На нём были чёрные джинсы, кожаная тёплая куртка и неброская шапочка, а в руках – спортивная сумка. Слякотным зимним вечером в питерской толпе таких, как говорится, в любой дюжине по двенадцать.
То что молодой человек сутки с хвостиком торчал на промозглой верхотуре пятиэтажки, дожидаясь одного-единственного момента, – никого не касалось. Там осталась винтовка с глушителем и оптическим прицелом; она ещё хранила тепло его тела, но никаких следов, могущих указать на стрелка, не было ни на ней, ни вокруг.
