Биографы этого короля не преминут упомянуть о его нелегком детстве. Но все познается в сравнении, и в отличие от того, что переживал, едва родившись, его отец, ранние годы Карла были вполне благополучными. Он появился на свет 19 ноября 1600 года в Файфе в Данфермлайнском дворце — резиденции шотландских королей эпохи Возрождения, которую Яков I преподнес в качестве свадебного подарка Анне Датской, и стал их третьим ребенком и вторым сыном. Правда, счастливым детство этого принца тоже назвать нельзя. От природы ему досталось слабое здоровье, страдал он и от отсутствия родительского внимания. Крайне болезненного ребенка даже не сразу привезли из Шотландии в Лондон после того, как его отец стал английским королем. Только 13 июля 1604 года он покинул Шотландию. Когда он наконец появился в столице, то сложно было найти знатную семью, которая бы ухаживала за ним, — все опасались, что принц может умереть у них на руках.
Карл поздно научился ходить — вероятно, в результате перенесенного рахита у него были слабые суставы лодыжки, замедлившие его физическое развитие. Заговорил он тоже позже других детей. Он был помещен под опеку Алетты Кэри, жены придворного голландского происхождения сэра Роберта Кэри, который научил мальчика говорить и настаивал, чтобы он носил сапоги из испанской кожи для укрепления слабых лодыжек. Мальчик перерос свои дефекты, за исключением заикания; впрочем, он всю жизнь имел проблемы со здоровьем.
[81] Со временем принц превратился в невысокого мужчину ростом всего 162–163 сантиметра.
Получив в 1603 году титул герцога Олбани и став в 1605 году герцогом Йоркским, Карл рос в тени блестящего старшего брата Генри и сестры Елизаветы, прохладно относившихся к «малышу Чарльзу». Яков почти не обращал внимания на своего слабого отпрыска. Его образование проходило под контролем шотландского пресвитерианина Томаса Мюррея, который позже стал ректором Итона. Карл учился прилежно и преуспевал в языках, риторике и богословии. Свободное время он проводил в коллекционировании монет и медалей, участвовал в театре масок и играл в войну в дворцовых парках. Так продолжалось до 1612 года, когда скончался его брат, а сестра вышла замуж. На мальчика, ставшего наследником престола трех королевств — Англии, Шотландии и Ирландии, принцем Уэльским и с 1616 годом графом Честерским, наконец-то обратили внимание. Перед современниками предстал застенчивый и довольно неловкий подросток с ярко выраженным заиканием, склонный к приступам ярости и ревности, направленным главным образом на молодых людей, окружавших его отца. Немаловажно здесь то, что он стеснялся своего несовершенного и слабого тела, тогда как Джордж Вильерс являл собой образец аристократической грации и придворной утонченности. В 1616 году Карл в присутствии двора облил водой из фонтана великолепный костюм фаворита. Замкнутый, упрямый, казавшийся всем заносчивым и неприступным, принц Уэльский к тому же отличался от приближенных Якова строгими моральными правилами.
Однако уже в начале января 1618 года на пышном банкете, устроенном Бекингемом в подаренном ему королем эссекском поместье Уэнстед, все заметили, что Карл с ним помирился. К тому времени Вильерс стал для него моделью человека не только совершенного внешне, но и личности волевой, умевшей обращаться с властью. Сначала принц решил овладеть своим телом, чтобы в будущем, когда станет королем, владеть и своим духом, и душами подданных. Для этого он настойчиво учился технике придворного танца у Бекингема. В результате придворные были поражены теплыми отношениями между ними во время представления-маски «Лицезрение услад». Маски — комические полубалеты-полуоперы на аллегорические или мифологические темы — были популярным развлечением двора. Они отличались пышными костюмами и декорациями, использованием механизмов и искусственного освещения.
[82] Театр масок будет сопровождать Карла всю его жизнь; некоторые историки считают, что таким образом он пытался избежать или игнорировать реалии своего времени. Последней «маской» станет его собственная казнь.
А пока, осознав свою миссию будущего монарха и в немалой степени преодолев физическую слабость, Карл стал неплохим наездником и охотником. Он развил в себе изысканный вкус к искусству, серьезно исполнял религиозные обряды и крепко усвоил преподанные Яковом уроки правления, основанного на глубокой вере в божественное право королей.
Политическая вера у отца и сына была одна, но проявляли они ее по-разному. Импульсивный экстраверт, Яков обладал здравым умом, и кажущаяся извилистой его политика все же отличалась постоянством. Карл был сдержан, молчалив, но его шотландское упрямство принимало крайние формы. Осознанно или нет, он во всем поступал вопреки отцу. Карл не выносил обсуждения и споры в частной жизни, дискуссии в парламенте, которых наслушался во время его посещений, таким образом обучаясь политике. Он часто принимал поспешные решения, игнорируя общественное мнение и ближайшее окружение, и считал любую критику и даже умеренное несогласие покушением на свое королевское величие.
Здесь важно то, что Карл был случайным наследником. Его только с двенадцати лет начали готовить к трону. Это было довольно поздно — в то время он уже был юношей, сформировавшейся личностью. Он так и не преодолел шотландский акцент, а его застенчивость мгновенно переходила в высокомерие — оно было стеной, которую он сооружал для защиты от внешнего мира. К этому еще можно добавить характерные для него внезапные приступы гнева.
Каким же монархом предстояло стать такому принцу? Неудивительно, что большинство биографов и историков едины в том, что Карл I был «прискорбным образом негоден» к монархической власти. «Несмотря на свой ум и культурное развитие, Карл не умел общаться с людьми. В социальном плане он был бестактным и неуверенным в себе… а в общественных делах был редко способен создать благоприятное впечатление», «Карла можно считать куда более привлекательным человеком, чем его отец, но как правитель он был куда хуже» — вот самые устойчивые мнения об этом короле. Безрассудный и невезучий игрок, однозначно уверенный в правильности своих принципов, он готов был скорее стать мучеником, чем поступиться ими. Его «мученичество» выражалось и в пассивных страданиях. Примечателен такой эпизод: однажды карета Карла попала в страшную грозу, но он продолжал путь, несмотря на предложения укрыться и переждать. Все восхищались его выдержкой, а сам он заметил: «Бог испытывает нас, чтобы проверить наше терпение, которое он дает, чтобы выдержать эти испытания».
[83]
Романтическая и трагическая аура, окружающая образ Карла Стюарта, отнюдь не делает из него великого короля. «Мягкий и добрый государь, который не знал, как быть или что нужно сделать, чтобы быть великим» — такова, безусловно преувеличенная в первой части, характеристика его правой руки архиепископа Кентерберийского Лода.
[84] Распространенные клише истинного джентльмена и отважного рыцаря тоже не придают ему величия. Карл безрассудно, не размышляя о последствиях, проиграл в кровавом политическом конфликте в Англии середины XVII века, именуемом «Английской революцией», или «Великим мятежом». Конфликте, в глубинных причинах которого он не был по большому счету виноват, но предотвратить или хотя бы смягчить который мог попытаться. Но сделано это не было. Возможно, именно поэтому перед Вестминстером сейчас красуется фигура его главного политического противника и победителя — Оливера Кромвеля.
