24 сентября Карл сделал отчаянный и необычный шаг, собрав древний совет всех пэров королевства, которые считались наследственными советниками короля. Пэры рекомендовали ему заключить мир с шотландцами и вновь созвать парламент. По Рипонскому перемирию 26 октября 1640 года шотландцы оккупировали шесть графств Северной Англии и получали от короля денежное содержание в размере 850 фунтов в день. Переговоры продолжились в Лондоне, где король, попавший в отчаянное положение, был вынужден в ноябре созвать новый парламент, чтобы санкционировать налог для выплаты шотландцам.
[123]
Карл желал мира, но мира по-своему. Относительное спокойствие в его жизни закончилось.
Парламент объявил себя перманентно работающим и, просуществовав до 1653 года, вошел в историю под названием Долгого парламента. В начале работы Долгого парламента большинство из его 500 членов требовали коренного переустройства государственного аппарата. Общины выступали решительно. Они возбудили судебный процесс против главных советников короля. Наиболее опасным из них для парламента был граф Страффорд, которого современники, а затем и историки считали главным проводником королевской «политики напролом». Страх, что Страффорд нанесет удар первым, вкупе с политическими амбициями подтолкнул лидеров парламента к аресту ненавистного советника короля.
Он обвинялся за советы Карлу использовать ирландскую армию против «бунтовщиков» в Англии, уничтожить главарей оппозиции и ввести в королевстве чрезвычайное положение. В долгой и красноречивой речи в свою защиту Томас Уинтворт отверг все выдвинутые против него обвинения. Несмотря на это, графа признали виновным в ущемлении свободы подданных, и королю, находившемуся в безвыходном положении, пришлось утвердить это решение. Но он всячески пытался избежать или хотя бы отложить смертный приговор. Карл ценил Страффорда и под «честное королевское слово» гарантировал ему личную безопасность и имущественную неприкосновенность. Он надеялся на поддержку палаты лордов, но палата общин изменила процедуру принятия решения так, что судебный процесс уступил место прямому и скорому голосованию. Да и палата лордов 7 (8) мая одобрила билль о казни Уинтворта, который еще несколькими днями ранее в письме королю освободил Карла от обязательства защищать его жизнь. Параллельно многотысячная толпа вооруженных лондонцев осадила Уайтхолл и не расходилась в течение 36 часов. В этих условиях Карл, как свидетельствуют очевидцы, со слезами на глазах был вынужден нарушить свое слово и уступить воле парламента. Он оправдывал (перед другими и прежде всего перед самим собой) подписание билля спасением своей семьи, которой угрожала толпа. Свидетель тех событий Уильям Сандерсон отметил, что «в одночасье росчерком пера король потерял свою прерогативу, да и жизнь Страффорда тоже». 12 мая 1641 года под ликующие возгласы толпы палач положил конец жизни графа.
Карл мучился, согласившись на казнь своего министра, однако возможностью для примирения, которую предоставил ему граф, он не воспользовался не смог. Он просто не мог представить, что ждет его в будущем.
Обвинения были выдвинуты и против других министров Карла. Одни из них бежали, другие оказались в Тауэре. Архиепископ Лод был в числе последних. Очевидно, Лод понял, куда ведут события, и сказал обвинителям: «Ваше желание лишить меня жизни не может быть сильнее, чем мое стремление умереть». Спустя несколько лет, 10 января 1645 года, казнили и его, несмотря на помилование короля. Он принял смерть с мужеством и достоинством, непоколебимый в своих религиозных убеждениях. Любопытно, что в том же 1641 году шут Карла I Арчибальд Армстронг, подвизавшийся в этой должности еще при его отце, написал следующие строки: «Изменения времени точно не могут быть малыми, когда шуты поднимаются, а архиепископы падают». Обладая солидным опытом жизни при дворе, он чувствовал, куда ведут события. Но увидеть трагедию полностью он не успел, поскольку в 1642 году умер.
[124]
Лидеры парламента обосновывали свои действия стремлением к защите политических и религиозных свобод, подрывавшихся «дурными советниками», вставшими между королем и народом. Нельзя сказать, что они просто тянули время, чтобы заручиться поддержкой большинства, а затем прямо атаковать Карла. Принципы легитимности монаршей власти были еще незыблемы. Но оппозиция не доверяла Карлу и желала связать его в будущем. Поэтому утверждение Трехгодичного акта, запрещавшего прекращение работы парламента без согласия короля, и уничтожение прерогатив двора означали фактическое посягательство палаты общин на верховную власть в стране. Акт об упорядочении Тайного совета и упразднении Звездной палаты, единодушно утвержденный и общинами, и лордами, отменял обе эти инстанции. И только затем парламент проявил щедрость — в королевской казне появились средства для оплаты и роспуска стоявших на севере армий шотландцев и англичан.
Кроме того, парламент потребовал удаления из страны монаршей тещи-католички. Но и сама Мария Медичи, беспокоившаяся из-за начинавшейся смуты, предпочла уехать на континент, получив солидную денежную компенсацию от палаты общин. Она скончалась в Кельне летом 1642 года.
21 июня 1641 года между Англией и Шотландией был заключен Лондонский мир: Карл I обязался утвердить все постановления шотландского парламента, принятые со времени начала восстания в 1637 году, объявить амнистию участникам мятежа и войны и вывести королевские гарнизоны из Бервика и Карлайла. Шотландская армия должна была получить денежную компенсацию в размере 300000 фунтов, до выплаты которой сохранялась оккупация северных графств Англии. В 1641 году король совершил поездку в Эдинбург, где утвердил решения шотландского парламента и возобновил переговоры с умеренными ковенантерами.
Он делал все возможное, чтобы их успокоить, посещая пресвитерианские службы и повысив статус их лидеров. Именно тогда Лесли стал графом Левеном, а Аргайл — маркизом. Но его оппоненты требовали еще больше пожалований, а особенно права вето в отношении всех крупных назначений — советников, судей, старших офицеров и т. д. 16 сентября Карл неохотно предоставил это право, но параллельно создал роялистскую фракцию из тех, на кого ковенантеры определенно могли наложить вето. В течение следующих четырех недель грум опочивальни короля и его близкий компаньон с детства Уильям Мюррей составил заговор с целью ликвидировать главных шотландских оппонентов Карла. Полковник армии ковенантеров Джон Кочрэйн предложил заманить Аргайла и герцога Гамильтона в королевские апартаменты в Холируде, арестовать их и отправить под охраной в Эдинбургский замок. Но заговор расстроился: два солдата, задействованные в аресте (и, если понадобится, и в убийстве), выдали план своим потенциальным жертвам, которые покинули Эдинбург 12 октября, оставив Карла «объяснять инцидент» шотландскому парламенту. Король отрицал свою причастность к заговору, Мюррей и его товарищи единодушно заявляли, что они действовали самостоятельно, но ни в шотландском, ни в английском парламентах им не очень-то верили. Ковенантеры закрепили свое право вето, подтвердив опасения Карла, что он «будет иметь не больше власти в Шотландии, чем дож Венеции».
[125] А в Лондоне этот инцидент только усугубил недоверие к монарху — ведь он способен на коварство!
