— Дейзи, ты-то тут при чем! — шепотом одернула меня Люси.
— Нормально, типичная Дейзи, — усмехнулся Майлс. — Все-то ее касается. Ах, мне холодно, надень скорее свитер.
— Ты на ней женишься? — спросила Люси.
— Она уже давно замужем! — ответил Майлс.
Люси перекосило, будто ей на ногу наступили. Вот эта новость точно стала для нее неприятным потрясением — Майлс задел больное место. А на меня снизошло внезапное облегчение: значит, Майлс для меня еще не потерян!
— Так. Ты переспал с замужней женщиной и она от тебя забеременела? — сухо уточнила Люси. — Как ты мог не предохраняться, идиот? — она повысила голос.
— Она сказала, мол, у нее бесплодие, а я и поверь, — уныло признался Майлс. — Она пять лет замужем, а детей нет.
— А муж ее что думает?
— Уверен, что Клара — его дочь.
— Безобразие! — возмутилась Люси. — Ей что, мораль не писана, этой бабе?! Совесть у нее есть или нет?
— Так муж в результате вообще не узнает, что это он бесплоден? — поинтересовалась я.
— У него не бесплодие, а эти, как их, тормозные сперматозоиды, — ответил Майлс. — Между прочим.
— Эти сведения ни к чему. — Люси вскочила и забегала туда-сюда. — Сколько ей лет?
— Чуть за сорок.
— Да я про дочку.
— Полгода, — с усилием произнес Майлс.
— А почему она тебе раньше не сказала? Чего ждала?
— Понятия не имею, — пожал он плечами. — То-то и оно. — Майлс хлебнул виски прямо из горлышка. — Звонит с бухты-барахты и зовет в гости. Ну ладно, думаю, тряхнем стариной, приезжаю. Вспоминаем старое, начинаем целоваться, и вдруг из другой комнаты — детский плач. Ну, она приносит ребенка, говорит, так и так, твоя дочурка, только, мол, я из-за мужа никому не могла рассказать Правду.
— Кошмар, — убежденно заявила Люси. — И что ты в ней нашел, в этой… Ладно.
— Она всегда казалась мне такой одинокой, такой ранимой. Жалко ее было, — объяснил Майлс. — Я еще думал, с замужними спокойнее, потому что они за тебя не цепляются, им прочные отношения без интереса. — Он закрыл лицо руками и невнятно добавил: — Честное слово, иногда так устаешь жить один — хоть на стенку лезь.
Передо мной был новый, незнакомый Майлс, — не иначе, его пробудило к жизни потрясающее известие о том, что у него есть ребенок. Этот незнакомец смотрел на жизнь трезво и устало, ему уже не хватало сил заглушать душевную боль язвительными, а то и похабными замечаниями, — он не скрывал своей горечи. Майлс как будто мгновенно повзрослел — видимо, потому что внезапно, уже сорокалетним мужчиной, осознал: не в наших силах и власти управлять своей жизнью, скорее, она управляет нами. Я смотрела на него и не верила своим глазам. Ушам, впрочем, тоже.
На выходные мы, по обыкновению, уехали к маме в Котсволдс, залечивать душевные раны. Загородная жизнь, ласковые приставучие собаки, обильная вкусная еда, длинные прогулки и крепкий сон немало тому способствовали, и мамин безалаберный дом давно уже был для нас вроде санатория. На сей раз под «мы» подразумевался и Майлс — ему тоже было что залечивать. Его внезапно открывшаяся уязвимость меня расстроила. Майлс всегда был веселым малым и волокитой, жил в свое удовольствие сегодняшним днем и не загадывал на завтра, а теперь он казался таким одиноким и сникшим — просто ужас! Но, чего уж там, даже в таком жалостном состоянии Майлс сохранял привлекательность, — его все время хотелось приголубить.
Мы лежали в гостиной на ковре перед пылающим камином и откровенничали.
— Понимаешь, какая штука, я всегда считал себя большим спецом по бабам, — со вздохом признался мне Майлс. — Всегда умел отличать изголодавшихся по ласке, которые спасибо скажут, если их охмуришь, и зажатых, которые держатся недотрогами, но, стоит их разок поцеловать, превращаются в мартовских кошек, так что потом царапин не оберешься. Но вот по части эмоций… что-то я совсем запутался. С современными женщинами так сложно! Они не знают, соблюдать ли правила, и если да, то как и какие. Феминистки лишили остальных баб опоры, почвы под ногами, потому что отобрали и уничтожили неписаный кодекс женского поведения. Улавливаешь?
— Еще как! Подписываюсь под каждым словом, — горячо отозвалась я. — Женщины моего поколения — существа совершенно запутавшиеся. С одной стороны, на работе мы хотим быть жесткими, властными диктаторшами, но с другой — дома нам подавай кормильца-поильца, чтобы жить как за каменной стеной, ласкового и заботливого. Нам хочется, чтобы нами восхищались — ах, как она преуспевает, какая молодчина, — но при этом мы предпочитаем, чтобы вы, мужики, платили за ужин, выбирали вино и открывали перед нами двери. А в постели все еще сложнее: нам бы хотелось сексуально доминировать, но при этом чтобы мужчина был ласков, нежен и обещал быть защитой и опорой.
— Ну и где в этом бардаке любовь, позволь спросить? — поинтересовался Майлс. — Ты вечно попрекаешь меня, что я-де не верю в настоящую любовь, но, по-моему, современные женщины и сами в нее не больно-то верят.
— Мне кажется, мы ее боимся. Не только женщины, мужчины тоже, — задумчиво сказала я. — Все боятся обид, боли, сердечных ран. Боятся обжечься. Я вот лично до сих пор твердо убеждена: если тебе больно рядом с партнером, это не любовь, а лишь страх — страх, что любовь причинит боль, что тебя обидят.
Вошла мама — как обычно, с чаем и плюшками — сгрузила угощение на столик, а сама села на диван. Майлс повернулся к ней:
— Знаете, я сто раз слышал, как ваша дочурка несет свою пургу на темы психологии, и вот впервые подумал, — а может, она в чем-то права?
Мы все рассмеялись. Майлс продолжал:
— Теперь, когда я узнал, что у меня есть ребенок, я смотрю на жизнь иначе. Конечно, я мог бы налететь на них вихрем, потребовать дочку себе, открыть всю правду и разрушить семью, но, спрашивается, что тогда будет с крошечным ребенком, который ни в чем не виноват? Последнее время я только об этом и думаю, и вот что я понял: в данном случае, если любишь, то нужно оставить их всех в покое, включая дочку. Придется подождать, потому что рано или поздно тайное все равно станет явным. Мать ей все расскажет, и отец узнает, что ребенок не от него. А я ничего, я подожду, мне спешить некуда. Как только подвернется подходящий момент, я объявлюсь. Пусть она пока подрастет. Сказать, что я люблю эту кроху, не могу — я ведь ее толком не видел и не знаю, но… понимаете… мне кажется, теперь я за нее в ответе.
— Это все потому, что ты прирожденный отец, Майлс, — мягко ответила моя мама. — Видишь, ты уже сейчас ставишь потребности ребенка на первое место, выше своих переживаний, а это первая заповедь взрослого и заботливого родителя.
Майлс, кажется, был тронут.
— Дейзи, — обратилась ко мне мама, — пожалуйста, детка, обдумай еще раз, стоит ли тебе связываться с Джулиусом. Вот Майлс тебе подтвердит: когда речь заходит о детях, тут уже все серьезно, дети не игрушки. А у Джулиуса и так уже есть ребенок.
