– Спасибо, право, не надо… – блеяла Лара.
– Да не тушуйтесь, Ларочка, мне, слава богу, есть что одеть.
– Надеть.
– Что?.. – не поняла Щукина.
– Надеть, а не одеть, – повторил Конни чуть громче. – И уверяю вас, Ираида, Лариса в ваших подарках не нуждается!
Невероятно, но он, кажется, заступился за Лару. Она видела, как пылает его лицо, и как крепко стиснуты зубы – но все же не ожидала, что Конни скажет хоть что-то. Дана, кажется, удивилась не меньше.
Так и не сумев скрыть раздражения, он уронил шляпку Щукиной на скамью и отошел.
Впрочем, неловкой заминки не последовало, потому как и madame тотчас вскочила на ноги, с ужасом глядя куда-то вдаль:
– О, Боже… что это… это чудовище!
Все живо обернулись.
«Чудовище», свесив на бок розовый язык, яростным галопом мчалось по персиковому саду прямо навстречу компании. Не мудрено, что madame Щукина сделалась белее мела, можно было даже предположить, что она нынче прощалась с жизнью. Да что там Щукина, когда и Лара в тот миг сомневалась – уж не для того ли вырвалась ее любимица из вольера, что растерзать обидчицу хозяйки? Иначе, кто ж ее выпустил?
Ответ, впрочем, нашелся скоро.
– Стоять! – Окрик был негромким, но таким внушительным, что по стойке «смирно» вытянулась даже Щукина. Замерла в метре от растерявшейся Лары и собака: села у Лариных ног и радостно завиляла хвостом.
А принадлежал окрик господину Рахманову, который, чуть запыхавшись, бежал следом. В руках его был толстый кожаный ремень, служивший поводком для Бэтси.
Вот тут-то Лара сполна почувствовала, что значит ревновать. Ее прежде забавляло, что Бэтси не слушается никого, кроме нее; даже на Федьку, что кормил ее, собака огрызалась иной раз. И тут – какой-то неуклюжий мямля, недотепа в клетчатом чистеньком костюме – а эта предательница так охотно выполняет его команды?!
Впрочем, в тот миг, когда он велел собаке стоять, Рахманов вовсе не был похож на мямлю. Ведь даже Лара растерялась – а он, выходит, что нет. Но метаморфоза та была минутной, почти неуловимой, и вот уже Рахманов снова пристыжено прятал взгляд и заикался, как нерадивый школьник.
– Я… я… простите, хотел лишь прогуляться с вашей собакой, Лара… никак не думал, что она сорвется с поводка… простите, мне не стоило…
Лара тогда решила, что перемена эта ей лишь почудилась.
– Да, вам не стоило, – сердито ответила она, присев на корточки возле собаки, и принялась настойчиво гладить ее меж ушей. – Бэтси не кусается и первой не нападает никогда – ежели ее не трогать. Но все же это сторожевая собака! Отдайте поводок!
Она протянула ему раскрытую ладонь. И когда его ледяные, грубоватые, совсем не господские пальцы вложили ей в руку ремень – не выдержала. Подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо – и сей же миг впервые встретилась с его глазами.
Нет, ей не показалось тогда. В нем и правда была сила – столь мощная, давящая, беспощадная… немудрено, что он все время прячет взгляд. Можно сколько угодно изображать недотепу и заикаться, но прямой открытый взгляд всегда выдаст с головой истинную натуру. У Лары от ощущения это неведомой силы замерло сердце. Ни вздохнуть, ни шелохнуться она не смела – не смела и отвести глаз. Он сделал это сам, резко отвернувшись.
И вот уж чего Лара не ожидала – ей стало еще тяжелее и муторней. Кажется, жизнь бы отдала, лишь бы еще раз заглянуть ему в глаза. Сердце, отмерев, оглушительно билось теперь, отдаваясь где-то в висках, а щеки и уши пылали.
Когда она чуть опомнилась, то не знала, куда себя деть от стыда… но нет, никто из компании ничего не заметил: внимание было приковано только к собаке.
– Это не чудовище. Да это же… это Бэтси, да? Тот щенок? – услышала она голос Кона.
– Да, только щенок немножко вырос, – попыталась улыбнуться Лара.
Ей захотелось подняться, потому как она все еще сидела на корточках подле собаки, и сей же миг, предупредив желание, Рахманов подхватил ее под локоть. Лару удивило, что не было в его движении ни галантности, ни желания понравиться, ни рисовки – он словно бы машинально это сделал. Словно уже тысячу раз делал это прежде. Словно у них была тайна.
– Немножко! Да она с тебя ростом!
Кон и остальные по-прежнему ничего не замечали. Да и Лара не могла не порадоваться тому, как расцвело мрачное и изможденное лицо Кона, пока он трепал собаку за уши – сперва робко, потом все смелее и смелее. Бэтси позволила. Он и сам тогда рассмеялся, а в глазах как будто вспыхнул прежний, мальчишеский огонь.
– Ты помнишь, как качала ее в своей старой колыбели? Поверить не могу, что она там умещалась. Я рассказывал тебе, как выменял ее на рынке – за серебряные часы, что дарил отец? О, это целая история!
– Тысячу раз рассказывал, – отмахнулась Лара.
– Серебряные часы за это чудовище? – недоверчиво переспросила Щукинаа.
– Я и вам расскажу ту историю, Ираида, вы умрете со смеху! – воскликнул Кон и, окончательно забывшись, попытался ухватить ее за руку, чтобы и она погладила Бэтси.
Madame боязливо подчинилась.
А у Лары уже и сил улыбаться не было – у нее подкашивались ноги, будто она весь день провела за работой. Ей жаль было отойти от Рахманова и разрушить ту непонятную связь, что возникла меж ними. Но она все-таки сделала пару шагов и опустилась на скамью, где прежде сидела Щукина.
Щенка подарил Кон, это было как раз на Ларины именины, перед самым его отъездом. Собаку Лара сразу полюбила всем сердцем, учила, ухаживала, кормила с рук. И, теребя короткую абрикосового окраса шерсть, вполголоса рассказывала, как скучает она по Кону. Даже в постель с собою брала – до тех пор, по крайней мере, пока Бэтси не перестала в той постели помещаться.
Матушка зло называла Бэтси «чудовищем» и «лошадью», и Кон, наверное, икал без продыху в своем Петербурге, поскольку всякий раз, когда мама-Юля видела собаку, она не уставала ругать его, что, дескать, и тут он удружил.
Но Ларе все было нипочем – она так и продолжала бы тайком водить Бэтси на свою мансарду, если бы однажды в сумрачном коридоре с нею не столкнулась их постоялица, пожилая женщина слабая здоровьем…
Старушка выжила.
После того, как очнулась, она даже не грешила на Бэтси: рассказывала всем, про какого-то Цербера, который бросился на нее и хотел утащить в преисподнюю. Да ничего подобного – Бэтси на нее поглядела только! И разве похожа она на Цербера? Совсем не похожа: у нее карие добрые глаза, большие черные уши, которыми она смешно трясет, когда одолевают комары, и прохладный розовый язык.
И все же после той истории Лара сама отвела любимицу во внутренний двор. Скрепя сердце посадила на цепь и попросила Федьку огородить для нее вольер.
– Какое странное имя для такой большой собаки – Бэтси… – негромко сообщила Дана, присевшая рядом на скамью. А потом столь же негромко добавила: – Если ваша Бэтси сожрет эту змею, то, клянусь, я полюблю ее всем сердцем.
