«Такой взгляд, что «Ух!..» – Лара тепло улыбнулась, вспомнив рассказы няньки-Акулины о покойном графе.
Глаза у него и правда были чудесные – жгуче-карие, как у Александра Наумовича, в обрамлении длинных черных ресниц. Увы, совсем непохожие на Ларины собственные глаза, мутно-зеленые и вечно удивленно распахнутые.
Однако… – Лара задумчиво наклонила голову вбок, – Александр Наумович вовсе не умеет смотреть столь пронизывающе. Так, что сердце замирает на миг, а потом начинает бешено колотиться в груди.
Лара не сдержала шумного вздоха: так умеет смотреть лишь один из ее знакомцев. Дмитрий Михайлович.
Она села прямо на пол и развернула портрет поудобнее – не почудилось ли? И вскоре уговорила себя, что все же почудилось. У Дмитрия глаза холодные, серые, а кожа бледная, как у тяжело больного. Они ничуть не похожи внешне. Похожи лишь этим вымораживающим всю волю взглядом.
Или же Лара окончательно помешалась на персоне Дмитрия Михайловича, и его глаза мерещатся ей всюду…
* * *
Вчера за ужином, скромным и собранным абы как, Александр Наумович успел рассказать, что рабочие покамест успели привести в божеский вид только главное здание усадьбы. В пристрое же, где располагались хозяйственные помещения и огромная кухня до сих пор стучали молотками, грозя разбудить господ. Пристрой был двухэтажным, куда более классического вида. С главным домом он соединялся посредством перехода из маленькой летней кухни на первом этаже, где наспех нанятая кухарка нынче стряпала завтрак.
Женщина оказалась занятой и неразговорчивой – Лара даже не посмела стащить свежую булочку с ее противня. Поскорее ретировалась, решив скоротать время до завтрака прогулкой. И с горечью вспоминала, как Матрена, кухарка из «Ласточки», сама выбирала ей круассан порумянее, называла ее птичкой и все старалась подкормить… Теперь уж это в прошлом.
Снаружи дома, правда, делать тоже особенно было нечего. Парк, давно по пояс заросший травой, с сухими кустарниками и почерневшими от старости абрикосовыми деревьями, совсем не манил прогуляться по аллеям. Едва удалось найти на ветках пару второсортных абрикосов с подпорченными бочками – в «Ласточке» такие сбрасывали в компостные ямы для перегноя. Однако нынче, порядком проголодавшаяся, Лара обрадовалась и им.
А скамейка, на которой Лара с теми абрикосами расположилась, смотрела аккурат на башню Ордынцевской усадьбы. Ну как здесь устоять? Низенькая дверь у подножия башни манила к себе необыкновенно.
Покончив с легким своим завтраком, Лара заложила руки за спину и раза два прогулялось вокруг. Как будто просто так, не имея в виду ничего такого. Изредка быстрыми опасливыми взглядами осматривалась – нет ли кого? Кажется, нет. Только в пристрое стучали молотками рабочие, но часть двора близь башни была пуста и безлюдна.
«Одним лишь глазочком посмотрю, – решилась она подойти к заветной дверце. – Я мечтала о том с детства! Сама себе не прощу, ежели упущу возможность!»
Лара еще раз осмотрелась и как будто невзначай взялась за проржавевшую ручку. Потянула сперва легонько – дверь не поддавалась. Потом напряглась и потянула сильнее – с тем же успехом. Тогда Лара наклонилась к замочной скважине и, как и задумала, одним глазом заглянула в замочную скважину.
И тотчас вздрогнула, услышав смех прямо над головой.
Мистер Джейкоб Харди, собственной персоной, облокотился на перила и глядел на нее из галереи второго этажа. Как раз оттуда, где, по расчетам Лары, должен был быть второй вход в башню.
– Право, Лариса, я знал, что вы ни за что не упустите возможность попасть в башню, – смеялся он.
Смеялся без издевок – столь добро и искренне, что Лара тоже смущенно улыбнулась.
– Открою вам секрет: я и сам сгораю от любопытства, – крикнул он вниз. – Поднимайтесь скорее – глядишь, вместе да справимся.
Джейкоб не шутил на этот раз, и Лара, подумав лишь мгновение, кивнула и поспешила к лестнице.
Оказалось, что дверь из галереи тоже запрета, однако подготовился Джейкоб куда основательнее Лары. Расчистил пыль и строительный мусор возле двери, принес табуретку для себя и стул с мягкой обшивкой для Лары. А также низенький столик, на который поставил светильник и целую сумку рабочих инструментов.
В настоящее же время он занят был тем, что поочередно вставлял в замочную скважину ключи из здоровенной связки.
– Нашел в сарае, – пояснил он. – Хоть один-то подойти должен, верно?
Лара ответила благосклонной улыбкой и чинно села краешек предложенного стула. От нее требовалось только наблюдать – а наблюдать за Джейкобом, признаться, было страсть, как приятно.
Ростом он не ниже Дмитрия Михайловича, а в плечах куда шире – сейчас, когда он снял сюртук и остался в тонкой шелковой сорочке, это было особенно заметно. А еще Ларе нравились его синие, как лазурное небо, глаза, и слова, простые и понятные. Даром, что американец – понимала его Лара куда лучше, чем этого загадочного Рахманова.
Ключи в огромной связке, меж тем, заканчивались – а замок до сих пор не поддался…
– Это ничего, – утешил ее Джейкоб, – раз уж я взялся за дело, то не отступлю. К тому же у нас осталось непревзойденное орудие – лом. О, это великое орудие, Лариса, ей-богу, оно переживет нас с вами. Говорят, с помощью лома и какой-то матушки русские могут сделать что угодно – я же утверждаю, что американец справится и без матушки! Посветите-ка мне, Лара.
Лара, отвечая ему счастливым смехом, подняла со стола светильник, чтобы лучше рассмотреть скрытую тьмою дверь. И что-то внутри нее дрогнуло – смеяться тотчас расхотелось.
– Дверь почернела… – севшим голосом сказала она. – Как будто копоть, вы видите, Джейкоб?
Он отложил великое орудие лом и коснулся черноты пальцами. Нахмурился, сведя тяжелые брови, и согласился с Ларой:
– И впрямь копоть. Видать, здесь пожар был.
Потом взял из Лариных рук светильник и тщательно осмотрел каменные плиты под ногами: закопченными оказались и они. Будто огонь и пламя вырывались некогда оттуда, из-под двери.
– Это не удивительно, – попытался объяснить Джейкоб, – дом столько лет простоял без хозяина. Бог знает кто здесь бывал и хулиганил.
– Здесь никто не бывал, – покачала Лара головой. – Не зря у усадьбы дурная слава, не зря…
Она невольно попятилась от двери. Поняла, что и та чернота на белом камне башни, отмеченная ею – тоже копоть. В башне действительно был сильный пожар.
Может, и хорошо, что она заперта. Кто знает, что они найдут там – внутри…
– Вы совсем скисли, Лариса, – Джейкоб как всегда точно угадал ее настроение. Поднялся, накидывая на плечи сюртук, и поманил ее за собою: – Идемте. Я знаю, что вас развеселит.
Ларе уж было не до веселья, но, заинтригованная, она, конечно, пошла. Знакомой лестницей они спустились в просторный холл первого этажа, а после Джейкоб предложил выйти наружу и тропинкой в почерневшем парке вывел ее к высоким двустворчатым дверям одного из флигелей. Театральным жестом их распахнул.
