– Не нравится, что она над вами смеется?
– И это тоже. Я Ларису всю жизнь знаю – она не такой прежде была, а искренней, милой, очень доброй, слова поперек не скажет…
– Понимаю-понимаю, нынешняя Лариса Николаевна уже не так вам удобна.
Несвицкий начал злиться:
– Не говорите о том, чего не знаете. Лариса как сестра мне! Может, я и не был образцовым братом, но другим ее обижать никогда не позволял. И впредь не позволю!
– И, тем не менее, именно вы привезли сюда Харди.
Несвицкий уставился на него вопросительно и долго пытался сообразить, что именно он знает о Харди. Но помогать ему Дмитрий не собирался.
– Я из-за Харди до сих пор и не уехал в Петербург, если хотите знать, – продолжил, наконец, Несвицкий. – Не верю ему. Не верю, что он миллионер, и не верю даже, что американец. Ну какой из него, к черту, американец, а?! Да, я его привез сюда – но не успокоюсь, покуда он не уберется обратно!
Отвечать ему Дмитрий не торопился, дал возможность обдумать сказанное и от собственных слов откреститься. Конни насуплено молчал. Дмитрий же в тишине допил гадкий кофе и сверился с карманным часами. После чего поднялся из-за стола:
– Это славно, что я вас повстречал, Константин Алексеевич. Собирайтесь-ка, пройдем в полицейский департамент – мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
* * *
Горихвостов присутствию на служебном совещании гражданского господина, разумеется, не обрадовался. Больше по привычке, правда: он скептически относился ко всякому решению Рахманова.
Не обрадовался этому по понятным причинам и сам Несвицкий. Лишь когда за несгораемым шкафом у Горихвостова совершенно случайно обнаружилась банка со свежим, хоть и теплым, огуречным рассолом, Конни немного примирился с ситуацией.
– Вы полагаете, мне известно что-то о смерти этой Щукиной? – поинтересовался он уже практически бодро. – Знаю лишь то, что Щукина всех в пансионате настроила против себя. В глубине души ее каждый мечтал спихнуть с обрыва. Уверен, что даже та мелкая девчонка, Стаська, об этом подумывала.
– Возможно, – согласился Рахманов. – Однако есть версия, что госпожу Щукину не столкнули. Что она сама увидала на камнях под смотровой площадкой свою потерянную шляпку и попыталась достать. Оттого и упала. А ведь вы знаете, Константин Алексеевич, как шляпка туда попала, не так ли?
– Это домыслы! – Конни вспылил столь яростно, что Рахманов подумал, что перестарался с провокацией. – И даже если шляпка стала причиной всему, то это невинная шалость… досадное совпадение… Богдана Александровна не имела дурного умысла!
– Ну-ну, будет, – пошел на попятную Дмитрий. – Богдане Александровне было бы полезно усвоить, что и шалость, на первый взгляд невинная, может обернуться трагедией. Но это и впрямь лишь одна из версий. Есть крайне веские доводы в пользу того, что госпожу Щукину, увы, все же столкнули. Намеренно. Расскажете, как вы на самом деле познакомились с Ордынцевыми и Харди?
– Я говорил правду еще тогда, за ужином. Харди обратился в нашу контору, а я услышал знакомую фамилию и набрался смелости поздороваться. Позже Харди пригласил меня на обед. Это все!
Конни твердо стоял на своем – столь твердо, что покамест Рахманов не решился напирать. Сделал вид, что поверил. Да и не было возможности развить тему: Несвицкий вновь принялся выгораживать Дану Ордынцеву:
– Богдана Александровна и так винит себя… Она много натерпелась в жизни, не мучайте ее хотя бы теперь. Да, она поступила безрассудно, но теперь жалеет, ей-богу!
Дмитрий же, мало вслушиваясь в слова, размышлял, что за все время в пансионате ему так и не удалось с глазу на глаз поговорить с этой девицей, Даной. Очевидно, что Несвицкий влюблен в нее и этим ослеплен. Но и сам Дмитрий до сих пор не мог понять, что она за человек, эта Дана, и действительно ли у ее поступка не было злого умысла.
К тому же, чего скрывать, Дмитрий гораздо больше доверял чутью Лары, нежели чувствам юного господина Несвицкого – а Лара относилась к той Даночке осторожно и с опаской…
– Насколько мне известно, – несмело продолжил Дмитрий, – m-lle Ордынцева принадлежит к хорошей семье, воспитана, образована, отец в ней души не чает. Отчего вы считаете ее несчастной?
– Разве не очевидно?! – снова вспылил Несвицкий. – Все родные отказались от них с отцом, лишили наследства и положения в обществе! Полагаете, что от хорошей жизни они уехали в Европу?! Полагаете, по доброй воле она выходит за Харди?
Конни стушевался, поняв, что сболтнул лишнее. Рахманов же, молча переглянувшись с Горихвостовым, ощутил что-то похожее на сочувствие. Больше к Несвицкому, правда, чем к его практичной возлюбленной.
– Они с отцом нищенствовали, выходит?
– Это недалеко от истины. Право, не знаю подробностей… Николай Ордынцев, прежний владелец усадьбы, поддерживал кузена какое-то время после его отъезда в Европу, но, как вы знаете, вскоре сам был убит.
– И завещания не успел составить?
Рахманова насторожило, что Конни ответил не сразу.
– Я слышал от Александра Наумовича, что было некое завещание… однако, силы оно не получило. Он так говорит.
– Отчего же завещание не получило силы?
Конни пожал плечами – ответа он и правда не знал.
Дмитрий же завещанием заинтересовался не на шутку. Что же за причины такие, по которым не была исполнена последняя воля столь значительного на Черноморском побережье человека, графа. Неужто Николая Ордынцева сочли душевнобольным?
Дмитрий обернулся к начальнику сыскного отделения:
– Господин Горихвостов, надо полагать, завещание составлялось здесь, в Тихоморске. Будьте любезны отыскать бывшего поверенного Николая Ордынцева и сам текст завещания. Быть может, в нем есть зацепки.
Горихвостов, игнорируя субординацию, огрызнулся:
– Зацепки по убийству актрисы в завещании двадцатилетней давности? Конечно, ваше благородие, отчего бы не поискать… Зачем обращать внимание на очевидное – что к убийству артистки самое прямое отношение имеет эта ее компаньонша – Андрошина!
Дмитрий этого отрицать не торопился. Ежели отринуть мистику и сконцентрироваться на реальных фактах, то выходило, что столкнуть Щукину с обрыва и впрямь могли лишь несколько человек. Те, кто не имел алиби, и кто имел мотив. А Анна Григорьевна, вечно понукаемая Щукиной, уж точно должна бы быть первой подозреваемой.
Тем более, если вспомнить, что настояла на поездке в пансионат именно компаньонка актрисы.
– Полагаете, Андрошина столкнула хозяйку намеренно? – спросил он.
– А кто еще, ежели не она?! Надоело ей слушать придирки, обозлилась вот и толкнула в запале! Может нечаянно, а может и нарочно. Но в бумажках-то, двадцать лет назад писаных, больше пользы копаться – вам, ваше благородие, виднее…
