Как это возможно? Как? Ведь они совсем разные, ничуть не похожи!
Лара не могла вспомнить лица погибшего мальчишки-вора… весь он был грязным, ободранным, тощим – совершенно омерзительным! Это все, что она помнила.
«Наверно, его нужда заставила, – то и дело уговаривала себя Лара. – Наверное, ему есть было нечего, голодал – он ведь и сейчас худющий, кожа да кости…»
Однако всякий раз с интонациями, так похожими на матушкины, Лара себе же отвечала, что честного человека никакая нужда, никакой голод не заставили бы пойти на разбой. Ее матушка, Юлия Николаевна, немногим была старше Мити, когда устроилась горничной. Не воровать пошла, не в попрошайки и не в проститутки. А ведь ей не только себя прокормить нужно было, а еще и ребенка. Чужого ребенка.
– Матушка… – Лара приблизилась к окну и снова принялась всматриваться туда, вдаль, на окна «Ласточки». – Я ни на что не способна без вас, матушка… даже друзей себе найти и то не могу…
* * *
Лишь спустя час или полтора Лара осознала, что в доме стало слишком тихо. Будто ночь за окном. Куда все делись? Ушли? Специально притихли, чтобы ее выманить?
Допуская и такой исход, Лара все равно приоткрыла дверь из спальной. Осторожно выглянула.
Она нащупала в кармане платья связку ключей. Подняться на третий этаж, пока никто не может запретить? В конце концов, там всего лишь комнаты, среди которых есть детская той девочки, которой принадлежит игральный кубик. Это не башня, полная призраков, и не подземелье с гробницами…
Лара так и не успела решить, потому что увидела ее… Женщину в черном платье со светлыми волосами, зачесанными наверх. Она стояла далеко, в глубине коридора. Стояла и не двигалась.
Сперва Лара не узнала ее – а потом поняла: Анна Григорьевна. Должно быть, она, больше некому. Окликнула – но та не ответила. Лишь молча развернулась и плавно, не покачиваясь в такт шагам, скрылась за поворотом.
Лара не отдавала себе отчета, когда пошла следом. Не было ни страха, ни мыслей, ни опасений, чем все закончится. Важным было лишь не упустить женщину из виду.
Но Анна Григорьевна не спешила, дождалась Лару у парадной лестницы. А потом медленно стала подниматься на третий этаж. Легко отворила дверь, будто та вовсе не была заперта. Протянула руку к Ларе, маня за собой.
Лара пошла, будто завороженная.
Удивительно, но просторный светлый коридор третьего этажа и комнаты вовсе не напоминали брошенные восемнадцать лет назад. Легкие шелковые занавески танцевали в потоках сквозняков, солнечный свет щедро лился на блестящий, совершенно новый паркет и яркие персидские ковры. Где-то далеко на фортепиано играли задорную французскую песенку, слова которой Лара как будто даже помнила. То и дело она слышала женский смех, похожий на мелодичные звуки колокольчика.
– Бэтси, Бэтси… – сквозь смех звал тот же голос.
И Лара шла. Лучи солнечного света заставляли ее щуриться, закрывать глаза ладонью, но женская фигурка в черном платье неизменно дожидалась ее у новой двери. Едва Лара приближалась к ней на пять шагов, Анна Григорьевна (она ли?) тянула к ней руки, манила – и тотчас ныряла за дверь. И снова Лара слышала мелодичный голос:
– Бэтси! Иди сюда, моя крошка…
И Лара шла, бежала за новую дверь.
Покуда не забралась в самую дальнюю из комнат.
Просторная, с высокими потолками, удивительно светлая. Детская. Из нее вела еще одна дверь, наверное, в покои няньки или гувернантки – очевидно ведь, что здесь жила не простая девочка, а настоящая маленькая госпожа, барышня. Лара с восторгом скользила взглядом по полкам, уставленным игрушками – фарфоровыми куклами в пышных платьях, плюшевыми медведями и зайцами, клоунами и скоморохами. Все яркое, красочное, сверкающее, будто елка в Рождество! Посреди же комнаты – миниатюрная железная дорога, по которой ездил, издавая презабавные звуки «чух-чух-чух», игрушечный паровозик. Ездил сам собою, будто настоящий! Даже взрослую Лару это приводило в восторг – а уж как счастлива, наверное, была маленькая хозяйка этой комнаты… Как ее звали?
Ответ нашелся быстро. Здесь же, на мягком пестром ковре под своими ногами Лара обнаружила выложенные рядком деревянные кубики. Четыре штуки. По таким малые дети учатся буквам. Лара, даже не удивившись теперь, осторожно добавила к ним свой – пятый. Без усилий сложила в слово. В имя.
– Бэтси… – прочитала она.
…Лара потеряла счет времени, покуда, уже и забыв про женщину, так похожую на Анну Григорьевну, она любовалась ходом паровозика. Осмелела и освоилась здесь настолько, что подошла к полкам и легонько погладила упругие кудри красавицы-куклы. Поправила накрахмаленное платьице у другой. Коснулась взглядом неприметной двери в покои няньки и уже потянулась, было, чтобы отворить ее… когда внимание ее привлекла бронзовая рамка на одной из полок. Фотокарточка за стеклом, семейное фото.
Лара, забыв обо всем, ахнула и скорее взяла ее в руки. Осторожно, чтобы не дай бог не уронить.
Графа Ордынцев она узнала не сразу. С портрета, что Лара видела прежде, на нее смотрел моложавый красавец со смуглой кожей и дерзким насмешливым взглядом. А здесь, на семейной фотокарточке, был старик. Мужчина, пораженный тяжелой болезнью, и лишь отдаленно похожий на прежнего графа. Хоть это и был он, сомнений нет. Снова в который раз Лара убедилась, как похожа Дана Ордынцева на этого мужчину. Но снова и снова убеждала себя, что в этом нет ничего странного: ведь Дана его племянница, дочь кузена. Но никак не родная дочь, потому как родная – вот она! Сидит у Ордынцева на коленях! Белокурая девочка лет трех, что с любопытством распахнула огромные глазищи навстречу объективу фотокамеры. Бэтси!
А рядом с Ордынцевым, легко уместив ладошку на его плече, стояла она сама, Лара…
Лара почувствовала холодок меж лопаток, когда узнала себя на этом фото… и лишь минутой позже мистический ужас уступил место догадке: эта женщина так похожа на Лару, потому что она и есть ее родная мать.
Мара. Возлюбленная Николая Ордынцева. Мать Бэтси.
Внешне она безумно походила на Лару, но одевалась в черное, гладко зачесывала волосы наверх и смотрела так спокойно да величественно, что в ней и не признать селянку с Болота. Истинная графиня, ей-богу! Ее мать. Матушка.
Лара, не чувствуя ног от волнения, сперва опустилась на первый попавшийся стул, потом вскочила, бросилась к окну, чтобы при свете лучше рассмотреть маму. Какая же она красивая! И добрая, конечно же – это ведь она спасла ее из огня! Она! Больше некому!
Вторым порывом было немедля бежать к остальным – показать Кону и Джейкобу это фото, чтобы и они поняли, как ошиблись. Что это она, она Бэтси! Она дочь Николая Ордынцева и Мары – для ритуала нужна она, но никак не Даночка!
…А потом пришло понимание, что ежели она покорится Джейкобу, отдаст медальон и позволит провести ритуал – это убьет Мару. Окончательно уничтожит ее душу.
Лара помнила, разумеется, что матушка давно мертва. Ее убили селяне, сожгли заживо, без суда и следствия обвинив бог знает в чем. Но, если Джейкоб говорит правду – ее душа все еще здесь. Рядом с Ларой. Быть может даже, гораздо ближе, чем она думала…
