Она полулежала, привалившись спиною к стенке – волосы на виске слиплись от крови.
– Мертва? – без голоса спросил Дмитрий.
– Да нет же – жива!
Конни видимо уже не в первый раз приложил портсигар с полированной поверхностью к губам мачехи. Но та и сама слабо шевельнула разбитой головой.
– Откуда она здесь? – спросил Рахманов, покуда Конни помогал ей подняться. Спохватился, бросился к ним и закинул вторую руку женщины себе на шею.
– Не знаю – в комнате была заперта. – Конни, скосив глаза на лицо мачехи, шепотом ему признался: – Дмитрий Михайлович, меня ведь Лара сюда послала. Говорит, подарок меня здесь ждет. Дмитрий Михайлович, неужто Лара хотела, чтобы я… чтобы добил ее? Чтобы скорее получил свое наследство?.. С нею что-то неладное творится, с Ларой… точно вам говорю!
– Они нынче в башне? Наверху?
– Да. Это нужно прекратить – то, что они делают. Немедля…
Договорить Конни не успел: ахнул на пороге комнаты Александр Наумович.
– Юленька… Юлия Николаевна, – позвал он. – Вы ли это? Как? Откуда?
А та уже достаточно пришла в себя, чтобы отказаться от помощи и встать на ноги самостоятельно. Ордынцева она узнала, конечно. Давно узнала – оттого и пряталась от него с первого же дня. Боялась, что тот разгадает ее тайну. Теперь же, когда все было кончено, без сил привалилась к стене и закрыла лицо руками, будто надеясь тем скрыться ото всех.
Один лишь Ордынцев и осмелился к ней приблизиться. Рассеянно придвинул колченогий, брошенный здесь стул – и все пытался заглянуть ей в лицо.
– Юлия Николаевна, неужто и правда вы тогда поехали сюда, за Николаем? Но зачем же, Юленька, на что вы надеялись?
Та отняла руки от лица. Она вовсе не плакала, как оказалось.
– Сами уж догадались – зачем, Александр Наумович! – резко ответила Юлия. – Он был моим, моим! И никогда бы так не поступил со мною, будучи в здравом уме – оттого и поехала! Не вам меня судить!
– Я не сужу, Юленька… вы сядьте.
Ордынцев еще ближе придвинул стул, и Юлия Николаевна, помедлив, все-таки села. Как ни старалась она выглядеть сильной – едва держалась на ногах.
– Так это правда? Вы устроились няней при его дочери, Юленька? – снова спросил Ордынцев. – Но как же – неужто Николай вас не узнал?
Юлия мотнула головой:
– Николай бы и родную мать не узнал – настолько она его поработила.
– Она – это Мара? – спросил Дмитрий, до той поры в разговор не вмешивающийся. – Марья Потапова, его жена?
– Она не жена ему, – Юлия дернулась так, будто ее ударили. – Николай не женился на ней и никогда бы не женился! Да, это все она, Дмитрий Михайлович. Мара родила ему дочь, но вовсе не занималась ею, рада была сбросить все обязанности на няньку – тут-то Акулина и привела к ней меня. А Николай меня не узнал… Акулина говорила, шансов нет, говорила, что он никогда не вспомнит меня – но я ей не поверила. И не зря. Три года я провела в его доме и каждый день молилась, чтобы он вспомнил. И он вспомнил, Дмитрий Михайлович. Незадолго до того, как она его погубила – но вспомнил. А она, конечно, не простила ему предательства – она считала это предательством.
– И тогда Мара убила его?
– Она хотела не убить его, а наказать. Проучить. Перед тем, как провести свой чудовищный ритуал, она сказала Николаю, что самое дорогое, что у него есть, его дочка, его Бэтси, горит нынче заживо в верхней комнате башни. Сказала, что сделала это во имя их любви – потому как, чтобы связать их души и подарить им обоим второй шанс, требовалась жертва. Дорогая жертва, высокая цена. Я была там… слышала все – но не могла спасти их обоих. Должна была выбрать: Николай или его дочь.
– И вы спасли девочку?
Юлия без сил кивнула.
– А Акулина Потапова?– допытывался Рахманов. – Почему вы о ней упомянули? Это она выдумала остальное: сказать всем, будто Мара все-таки погубила дочь – заставить селян возненавидеть Мару и казнить ее?
Юлия снова кивнула:
– На обеих нас грех. Вместе мы так решили – я и Акулина. Акулина мать ей, Маре. Вы не знали? Это она жила в доме на окраине леса, это она вырастила Мару и всему ее научила. На свою беду. Акулина жалела о том – потому и мне помогала и делом, и советом.
Рахманов слушал ее хмуро и молчал. Припомнил тут, конечно, что Акулина по батюшке Потаповой звалась – и Ордынцев в завещании свою невенчанную жену называл Марьей Потаповой. Не совпадение это было, выходит.
– Мне Акулина все и рассказала. И тоже научила кое-чему… Пять лет Николай должен был быть бесплотным неприкаянным духом – таково его наказание за измену. А по истечению срока Мара намеревалась подарить ему новую жизнь. Новое молодое тело. Для того и убивала она этих мужчин. Вырезала сердца, проводила ритуал и звала Ворона, что хранил душу Николая. Но Николай не хотел возвращаться к ней. Ему пришлось ждать еще три года… покуда я найду умирающего беспризорного мальчишку, ограбившего его усыпальницу. Я не хотела этого делать. Сомневалась до последнего. Тешила себя, что вы, Дмитрий Михайлович, и так уж были не жилец – до утра бы не протянули. Потому я и решилась на ритуал. Спасти хотела его. Прочитала все заклинания и призвала Ворона, хранящего душу Николая. Все как Акулина учила. Оставался лишь последний шаг. Я думала это легко – убить умирающего. Другие назвали бы это милосердием. А я не сумела вонзить нож в еще живого человека. Не сумела…
– Мара хочет завершить ритуал, начатый вами… – договорил за нее Дмитрий.
Впрочем, он знал это и прежде – Мара таиться от него не стала. И он бы пошел на это, ей-богу пошел, чтобы прекратить все… однако лишь теперь понял, что та же участь ждет Лару.
Мара заняла ее тело, подчинила его себе. А Ларина душа?..
– Прежние души, жившие в теле – что же с ними? – спросил он, надеясь, что Юлия знает ответ.
Она знала. И, прежде чем начала отвечать, из ее глаз градом покатились слезы:
– Мара изгоняет их. В том и заключается суть ритуала. Две души в одном теле не уживутся: новая станет властвовать, только если изгнать прежнюю. Сделать то, чего я с вами проделать не сумела – провести ритуал да вырезать сердце. Ежели вдруг и случается так, что соседствуют две души, то человек будто одновременно и жив, и мертв. Грань между этим светом и тем для него стерта, размыта, потому нередко такой человек получает… дар, способности. Но сказкой такую жизнь не назовешь – платит он сполна.
– А Лара?.. – Дмитрий чувствовал, что задыхается – будто невидимая рука его душила. – Выходит, она уже…
Юлия, предупреждая страшные слова, отчаянно замотала головой:
– Нет! Мара не убивала ее – пока что не убивала. Спасите ее, Дмитрий Михайлович, умоляю вас, сделайте что-нибудь!
* * *
Жизнь за жизнь, смерть за смерть. Высокая цена, которую Мара уплатила за бессмертие – жизнь ее собственной дочери.
