– Что здесь произошло? Что случилось? – протиснулась я к Глафире – уж она-то точно все знает.
– Только проснулась, что ли? Весь дом на ушах, а ты все спишь, как барыня какая… Окошки у нас на первом этаже побили! – сообщила она страшным шепотом. – Вчера вечером, видать. Да не где-то, а в левом крыле!
Я притихла. Невольно потерла затылок: он не болел ничуть, что даже странно – ведь именно им вчера «шофер» Розы попытался перебить те окошки.
А больше ничего обсудить и не успели: дворецкий Никитич важно задрал подбородок, громко прокашлялся, еще больше накаляя обстановку, и – отворил двери хозяйского кабинета.
Фон Гирс вышел к нам сам. Хмурый, сосредоточенный; своими дьявольски-зелеными глазами он всматривался в лицо каждому из нас. Какой-то особенно впечатлительной горничной стало дурно, и она едва не свалилась в обморок прямо здесь.
Фон Гирс бедной девушке даже сесть не позволил.
– Как вы знаете, – начал он, щедро добавив в голос резких нот, – вчера вечером в моем доме случилось происшествие. Кто-то разбил окно. Не какое-то случайное окно – а окно в левом крыле дома! В комнатах, куда каждому из вас запрещено входить даже для уборки!
Фон Гирс въедливо смотрел в глаза той самой впечатлительной горничной, отчего бедняжка снова была готова лишиться чувств.
– Но это еще не все, – жестоко продолжил барон, добивая ее. – Этот человек, кем бы он ни был, проник в комнаты моей покойной жены и пробыл там немало времени. Поликарп Никитич расследовал инцидент со всей серьезностью и выяснил, что это сделал один из вас. Одна из вас, точнее!
Барон оставил горничную в покое, и тотчас вперился дьявольским взглядом в меня.
– На подушке в комнате моей покойной жены был найден длинный рыжий волос!
Никитич с готовностью полез в нагрудный карман – за носовым платком, из которого и правда извлек худыми узловатыми пальцами длинный волос… к несчастью, действительно рыжий. И победно глядел на меня. Впрочем, как и другие слуги.
– Ну да, это была я, – смущенно признала я очевидное.
Фон Гирс был в ярости. Причем, можно было догадаться: его не столько беспокоило, что некто проник в Хранилище с фамильными ценностями, сколько сам факт – я посмела коснуться подушек его жены.
– Я объясню, – совсем тихо добавила я, с трудом выдерживая прожигающий насквозь взгляд.
– Извольте! – потребовал фон Гирс.
Он подал знак остальным, что они свободны, а сам размашистым шагом вернулся в кабинет. Мне, видимо, следовало пойти за ним.
Я только и успела коротко обратиться к Глаше да попросить ее принести мой ридикюль.
Сесть мне не предложили. Впрочем, фон Гирс и сам не садился: прошел к высокому окну и оперся на подоконник, будто его страшно заинтересовало что-то внизу, на улице. Я же огляделась. И сразу мой взгляд наткнулся на большой ржавый ключ, помещенный в деревянную рамку и под стекло. В этот раз он заинтересовал меня куда больше, чем в первый.
– Что это? – не раздумывая, спросила я. – Семейная реликвия?
Фон Гирс повернулся, вопросительно посмотрел на меня, потом на ключ. Странно, но впавшим в ярость он сейчас не выглядел. Ответил вполне дружелюбно:
– Вроде того. Ключ от первой ювелирной лавки моего деда. Еще вопросы, Марго?
Ну, раз он сам просит…
– А это? – я перевела я взгляд на соседнюю рамку. – Портрет вашей матери? Красивая. Вы ничуть на нее не похожи.
Барон усмехнулся, изогнув верхнюю губу:
– Не очень-то похоже на комплимент.
– А вы ждали от меня комплиментов?
– Я ждал от вас правдоподобного рассказа о том, зачем вы ходили в комнаты моей жены!
Голос его прозвучал неожиданно резко, шутки кончились. Я кивнула. И молча принялась расстегивать мелкие пуговки на горловине блузки – поздно подумав о том, как двусмысленно это выглядит… Впрочем, от души насладилась замешательством на лице фон Гирса – пусть секундное, но оно было.
Хотя я всего лишь собиралась показать ему страшные синяки на своей шее. Кожа моя и правда выглядела жутко, не лучше, чем в каких-нибудь фильмах про зомби. Одеваясь сегодня утром, я впервые порадовалась, что в 1913 году в моде были вот такие глухие и высокие воротнички. Всполошился и барон, так как увидеть подобного совсем не ожидал:
– Кто это сделал?
– Тот, кто разбил окно вчера вечером, – успела сказать я, прежде чем в дверь постучали.
Это была Глаша, принесла мой ридикюль. Открыл ей фон Гирс, пока я, отвернувшись, быстро застегивала пуговицы.
В сумке лежала фотография Аглаи Ивановой, больше известной нам как театралка Роза. Без лишних слов я отыскала карточку и отдала барону.
– Она аферистка, – не стала юлить я. – Работает на пару со своим шофером. Они приехали вчера поздно вечером, пока вас не было: Роза отвлекала меня и Надю, а ее шофер пытался открыть оконную раму – чтобы пробраться в Хранилище. Я случайно оказалась там и помешала ему.
– Помешали? Я видел ее шофера. Хотите сказать, он испугался вас и убежал?
Фон Гирс до этого мучительно долго рассматривал фотокарточку – а теперь перевел тяжелый взгляд на меня. Разумеется, он перебирал все варианты, лишь бы не признавать, что его обманули, как доверчивого школьника.
– Нет, он не меня испугался – он хотел меня убить, чтобы я его не выдала. И он бы меня убил. К счастью, поблизости с парком оказался… другой мужчина…
– Кто? – жестко спросил фон Гирс.
– Я не рассмотрела его лица, – солгала я. – Но он спас меня и спас ваши сокровища. Напал на грабителя с ножом – тому пришлось бежать.
Договаривала я, старательно отводя взгляд: страшно боялась, что фон Гирс догадается, о каком «другом мужчине» я говорю. И он действительно догадался.
– Это фото, – спросил он, – его дал вам этот мужчина, который вас спас, так?
Я кивнула после короткой заминки. Украдкой подняла глаза: фон Гирс снова смотрел на фото с той же мучительной тоской. Он был совсем недолго знаком с Розой, насколько я знала. Не думаю, что за такое короткое время у него успели зародиться чувства к ней, и все же это всегда больно, когда тебя предают. Одинаково больно, что вэб-дизайнеру, что гувернантке, что высокомерному барону.
Я сама не заметила, как сделала шаг к нему, и даже протянула руку, чтобы коснуться его плеча. Но удержалась от глупого порыва, слава богу.
– Еще он сказал – тот мужчина – что ее вот-вот задержит полиция. Ее давно ищут. Мне жаль, что приходится говорить вам все это…
Фон Гирс, казалось, не слушал. Я вполне это понимала и уже отступила, чтобы тихо скрыться за дверьми – когда он вдруг мягко удержал меня за руку.
– Марго, постойте. Пообещайте мне, что не станете больше говорить с Драгомировым.
