Сморщился и Георг, когда увидел, что я запиваю его дорогущий коньяк водой – но мне было плевать. Если честно, коньяку я всегда предпочитала хорошее пиво.
– Так виделись или нет? – резче спросил он.
– Допустим, виделась, – лихо ответила я. Коньяк явно притупил чувство самосохранения. – Уволите меня за это?
Георг только пожал плечами, вроде бы даже безразлично, и сделал пару глотков прямо из горлышка. Кажется, он не злился.
– Знаете, Марго, – отозвался, наконец, он, – я ценю, что вы хотя бы говорите правду. Ненавижу, когда мне лгут. По моему мнению, самая мерзкая вещь в мире это ложь. Хуже только предательство. Вас предавали когда-нибудь, Марго? Самые близкие люди, которым вы верили, как себе? Предавали?
– Самые близкие?.. Пожалуй, что нет. Наверное, мне повезло.
– Да, вам повезло.
Дьявольские зеленые глаза смотрели пристально, проникновенно, не позволяя мне самой отвести взгляд.
– Зачем вы видитесь с моим братом? – снова спросил он. И, не дав мне ответить, вдруг повысил голос: – наверное, жалеете его? Бедняжка, потерял любимую и уже шесть лет ищет правду. Так вот, он не ищет никакую правду, Марго, он изображает бурную деятельность – лишь бы не остаться один на один с осознанием, что это он довел ее до могилы! Думаете, она просто глупо и по-бабьи изменила мне? Не-ет. Она предала меня. Предала нашу семью, опозорила фамилию, уничтожила нас всех!
Я кашлянула и неловко спросила:
– Это как-то связано с тиарой вашей матери?
Георг небрежно кивнул и сделал большой глоток коньяка.
– Шесть лет назад об этом не судачили только ленивые, – кривя губы, смотря теперь куда-то вдаль, мимо меня, признал он. Вот теперь стало заметно, что коньяк все-таки берет над ним верх. – Это была заветная мечта моего деда – стать поставщиком императорского дома. Он был богат, знаменит на всю столицу, и дела на фабрике шли отлично. Не хватало только одного – признания императора. Потому-то, желая завоевать расположение, дед преподнес Романовым подарок к свадьбе одной из великих княжон. Семейную реликвию, тиару с двадцатью шестью редкими черными жемчужинами. А потом… оценщик ювелирного дома заявил, что знаменитая тиара – подделка. Вы можете себе это представить, Марго?
Я обескуражено покачала головой, а Георг зло усмехнулся и снова пригубил из горлышка.
– Вот и дед сперва не верил. Всерьез думал, его конкуренты нарочно подменили тиару. Потому и велел провести опись всех прочих ценностей в Хранилище. Вызвал именитых экспертов, чтобы те подтвердили подлинность камней. И что вы думаете?
Георг снова тяжело уставился мне в глаза, но моего ответа не дождался. Выпалил сам – да с такой болью, словно его прямо сейчас пытали раскаленным железом:
– Не меньше трети украшений в Хранилище оказались фальшивками! В нашем доме! Те самые украшения, которые дед делал своими руками! Из лучших, отборных камней!
Георг надолго замолчал. К бутылке больше не притрагивался, а глаза были такими пустыми и измученными, что я, чувствуя невыразимую жалость, невольно потянулась к нему рукой. Легонько сжала его ладонь. Георг вздрогнул, будто его обожгли. Удивленно посмотрел на наши руки – зато немного пришел в себя.
– Деда хватил удар в тот день, – продолжал он, глядя, как мои пальцы стыдливо выскользнули из его ладони. – Он слег и… словом, больше так и не поднялся. Мне было двадцать девять тогда. И мне пришлось встать у руля семейного бизнеса. Я тогда все думал, кто мог проникнуть в наш дом, в наше Хранилище? Да не раз или два – а регулярно! Доступ к Хранилищу имели лишь несколько человек, а именно – я, дед и моя жена. Дед доверял ей не меньше, чем Кики. Я доверял ей больше, чем самому себе. Я и подумать не мог, чтоб она… Полиция плотно занялась нашей тогдашней прислугой: они считали, что кто-то из них сделал дубликат ключей. А у меня возникла другая догадка. Сумасшедшая. Нелепая. Дед испепелил бы меня взглядом, если б я посмел озвучить ее при нем…
– Ваш брат? – без голоса спросила я.
– Мой брат, – согласился Георг. – Мы и прежде, конечно, не ладили, но дело не в этом. Он единственный из всей семьи, кто был резко против того, чтобы дарить Романовым тиару нашей матери. До того против, что рассорился в очередной раз и со мной, и с дедом. А еще… он единственный в нашей семье практикующий ювелир, кроме деда. Он единственный, кто мог бы сделать столь точные внешне копии тех украшений.
Сказать я больше ничего не сумела. Молча прижала руки к губам и замерла, боясь услышать, что было дальше.
– Да-да, я тоже не хотел верить в это, Марго. Одно дело детское соперничество между братьями – и совсем другое то, в чем я его заподозрил. Я знаю, что вам рассказала Кики, но я не за женой тогда посылал шпионов. Я нанял детективов следить за братом. Нанял их, чтобы убедиться в его невиновности…
Георг медленно поднял на меня шальные, дьявольски поблескивающие в полумраке зеленые глаза.
– …а детективы, спустя две недели слежки за его гостиницей, доложили, что шесть раз видели там мою жену. Которая тайком, прячась под вуалями и широкополыми шляпами, пробиралась в его номер!
– И вы решили тогда, что баронесса крала украшения и носила их вашему брату?..
– Умница, Марго, – кривой улыбкой одобрил мой вывод Георг. – Мой дед доверял ей как родной, любил ее больше, чем мою мать – а она носила фамильные ценности своему любовнику. Каково?
– Паршиво… – согласилась я.
А что гораздо больше беспокоило меня сейчас – стало ли для Гриши неожиданностью последующее развитие событий? Смерть баронессы, наверное, и правда не входила в его планы… А остальное? Неужто он в самом деле решил отомстить своим родным вот так?
– Что было дальше? – стиснув в руках бокал с коньяком, спросила я. – Вы рассказали все вашему деду?
Георг дернулся, словно его ошпарили. Тяжело сглотнул и признал:
– Я не мог не сказать. Дед был слаб, но… не настолько, чтобы обходиться с ним, как с инвалидом. Да, я рассказал ему все и привел доказательства.
Георг с огромным удивлением смотрел на пустую бутылку коньяка. И только теперь опомнился.
– Я… наговорил лишнего, должно быть.
– Пожалуй, – согласилась я. К подобным новостям я и правда оказалась не готова. – Сегодня годовщина смерти вашей жены?
Георг криво улыбнулся:
– Умница, Марго. Вы сегодня поразительно догадливы.
Веселость его была напускной, резкой и злой. А дьявольски блестящие в темноте глаза с головой выдавали то, какой огонь бушует в его душе. Даже сейчас – спустя шесть лет.
– Вы все еще любите ее?..
Достаточно было простого «нет» – я бы поверила. Но лицо Георга снова исказила гримаса невыносимой боли, и он, едва не дрожа от гнева, выпалил:
– Нужно быть полным ослом, безвольной тряпкой, чтобы продолжать любить ту, которая выжгла тебя изнутри! Я что – осёл, по-вашему?!
