По-моему, я больше себя старалась убедить, чем ее.
– Но вы-то не верите в эти глупости, Марго? – с прежним подозрением уточнила Надя. Все-то она понимает!
Лукавить я не стала:
– Не верю, – я развела руками. – Но кроме «Золушки» полно других сказок, очень неплохих.
– А какая ваша любимая?
– «Спящая красавица»! – дурачась, я поддела кончик ее носа. – Ложись спать, чудо-ребенок, нам завтра вставать чуть свет и ехать в деревню! Я не шучу – ложись спать!
Чтобы подчеркнуть весомость своих слов, я живо подскочила на месте и даже потушила настольную лампу, которую на ночь всегда оставляли. Надя боялась, что в темноте не увидит, как приблизятся ее монстры. Но сегодня темноты она как будто не заметила. Насупилась и залезла под одеяло.
Только смотрела на меня жалобно и обиженно. Я не выдержала и опрометчиво пообещала:
– Я расскажу тебе сказку как-нибудь потом. В другой раз.
– Честное пионерское? – уточнило дитя.
– Честное пионерское. Спи!
Я даже спокойной ночи Надюше не пожелала в тот вечер. В наш последний вечер. Так торопилась на свидание с ее отцом.
Когда за мной захлопнулась дверь великолепного особняка барона фон Гирса, на крыльце осталась только Вера. Длинными сухими пальцами с острыми, как у ведьмы, ногтями она обнимала себя за плечи и зло кричала мне в снежную декабрьскую ночь:
– Он мой! Мой – поняла?! Уходи отсюда! Прочь! Ну!
И, наверное, даже ее испугало, каким отрешенным взглядом я смотрю куда-то мимо. Тяжелый чемодан я не глядя опустила в снег. Туда же бросила шляпную коробку и теплую шаль, которую напоследок сунула мне в руки Глаша. Я развернулась к набережной Мойки и принялась смотреть, как снежинки укладываются в пышную шапку на узорных перилах.
На набережной Мойки Гриши сегодня не было.
Вот тут-то меня и накрыло по-настоящему…
* * *
Более-менее я пришла в себя только дома у Яши. Понятия не имею, как он обо всем узнал, но появился названый братец словно из ниоткуда – усадил в коляску, привез в теплый дом, развел огонь в камине и почти что до утра служил жилеткой для нескончаемого потока моих слез. С рассветом задернул в доме плотные портьеры, отвел в постель и велел выспаться. А сам уехал.
Я честно пыталась поспать. Но, вдобавок ко всему, я умудрилась подхватить ОРЗ – меня морозило со страшной силой, а в голове был такой бардак и сумбур, что я с трудом отличала сны от реальности… С температурой я провалялась дня два или три, может даже больше. Яша (или его фантом, я не уверена) появлялся за это время лишь пару раз: прикладывал холодную ладонь к моему лбу и качал головой.
– Ты же можешь меня вылечить?! – канючила я в минуты просветления. – Я знаю – можешь!
– Не вылечить, а забрать твой недуг себе. Это разные вещи.
– Так забери! Мне плохо…
– Я бы с радостью, Марго, – он посмотрел на меня и поморщился, – но сопли это отвратительно. Мне сейчас нужна ясная голова, прости. А ты и так выздоровеешь через пару дней.
Ах ты милый добряк-Яша…
Так что названый братец привез гору лекарств, а еще приставил горничную, которая заставляла их пить. У меня никогда не было личной горничной. Но болезнь сделала из меня такое капризное чудовище, что втянулась и начала себя чувствовать белой госпожой я довольно быстро.
Поэтому когда очередной мой бредовый сон прервал требовательный звонок в дверь, я и не подумала вставать.
– Арина, открой!.. – плаксиво потребовала я, когда звонок повторился в третий раз.
– Арина, пошли его к черту, кто бы там ни был! – потребовала, когда позвонили в пятый раз.
Когда позвонили в седьмой раз, я все-таки вспомнила, что Арина ушла из дома искать куриную тушку, потому что мне захотелось бульона, как мама готовила. А еще вспомнила, что я не королева Виктория, а дизайнерша без основного места работы, у которой куча долгов по кредитам. Так что нечего наглеть: я соскребла себя с постели и под переливы звонка не спеша стала натягивать домашнее платье. Сполоснула лицо водой, но в зеркало смотреться не стала: только расстраиваться лишний раз. Пошла открывать сама.
А на пороге стоял, меланхолично тренькая звонком, Гриша Драгомиров. У его ног, на грязном каменном полу, огромная корзина с фруктами. Я моргнула два раза, подумала немного и снова закрыла дверь.
Я этого не заслуживаю. Этих фруктов и его визита. Зачем он пришел, Господи, ну зачем?..
Гриша же, очевидно, совсем не понимал намеков, потому что треньканье звонка через полминуты возобновилось, как ни в чем не бывало. Да, Кики ведь что-то рассказывала о его нечеловеческом упрямстве. И я теперь поняла, что она имела в виду. Но что поделать, если Гриша был последним человеком, которого мне хотелось видеть? Ладно, предпоследним.
Подумав еще немного, я открыла опять.
– Вы рассчитывали, что в первый раз я вас не заметил, Марго? – уточнил Гриша, наконец, оставив звонок в покое.
– Не знаю, на что я рассчитывала…
Препираться совершенно не хотелось: я взмахнула рукой и позволила ему войти в переднюю, а потом в гостиную. Больше про себя, чем вслух, проворчала:
– Это все лекарства… я, признаться, сейчас даже не уверена, что вы это вы, а не плод моего воображения, как Доротея. – Уселась на диван у горящего камина и от озноба передернула плечами. Усмехнулась: – сторонники ЗОЖ обожают писать статьи про то, как наши предки от всех болезней лечились подорожником. Но, скажу я вам, вот в этой отраве, – я прочитала название на первом попавшемся пузырьке, которые в беспорядке были расставлены по всему дому, – «Ла-у-да-нум» – очень странный здесь подорожник. Я такой подорожник на дискотеке в старших классах однажды курила.
Гриша слушал меня крайне серьезно, в задумчивости изогнув бровь. Наверное, он все-таки не фантом. И, наверное, (слава богу!) принял мои слова за горячечный бред, потому что еще до пассажа про подорожник тоже заинтересовался, что же я такое пью, и начал читать названия.
– Н-да, этого вам принимать совершенно точно не стоит, – согласился он. – И вот это тоже. И это.
Отбраковав две трети из моих пузырьков, он бросил это занятие вовсе и потянулся к своей корзине с фруктами.
– Позволите пройти на кухню?
– Если сумеете ее найти.
За прошедшие дни я выяснила только, что жилище Якова было не особняком, а квартирой на втором этаже доходного дома – с множеством комнат, расположением которых у меня не было никакого желания интересоваться. Но Гриша сориентировался в считанные минуты.
– Я уже бывал здесь с вашим братом, – пояснил он. – Мы неплохо поговорили тогда и, словом, обсудили многое. Это Яков мне сообщил нынче, что вы нездоровы.
Я устроилась на единственном табурете в тесном, но чистеньком помещении кухни. Большой беленый буфет, стол с разнообразной утварью, раковина и дровяная печь в углу. А у другой стены – почти что обыкновенная газовая плита. Которую Гриша, не мудрствуя, включил и поставил кипятиться чайник.
