– Нашла ее в кармане пальто…
Гриша о фотокарточке и правда не помнил. Не сдержал удивленного вздоха, рассматривая красивое, яркое, гордое лицо Любови фон Гирс – хотя здесь, скорее всего, она была запечатлена еще незамужней. Его невестой.
Гриша пораженно покачал головой:
– Надо же, как давно это было…
А потом – я и моргнуть не успела – он наклонился к камину. Мгновение – и огонь лизнул старое сухое фото; вспыхнуло оно моментально!
А я вскрикнула и схватила, было, его за руку. Гриша не сбросил мою ладонь, но вопросительно на меня посмотрел.
Как-то так вышло, что его глаза опять оказались совсем рядом с моими. Его горячее дыхание, легкий аромат кардамона вскружили голову как в ту новогоднюю ночь.
– Ты не любишь ее больше? – осмелилась я спросить.
Впрочем, я так и не поняла, сказал ли что-то Гриша: он вдруг решительно наклонился к моим губам и поцеловал. Я охнула от неожиданности – а потом с готовностью подалась к нему, теснее прижалась к груди, обняла за шею и горячо ответила на поцелуй.
– Прощай, Марго, – выдохнул он мне в рот.
– Что?..
Но Гриша уже выпустил меня из объятий и столь же решительно шагал к двери. Помедлил лишь на пороге. Сердце тревожно замерло: передумает?..
Да нет – Гриша только оставил шкатулку на столике возле двери. Замер на миг. И ушел, больше уже не поворачиваясь.
Я не пошла за ним. Хотела… но все равно ведь у нас ничего не выйдет. Я сама это сказала минуту назад – а он согласился. Он согласился, черт возьми…
Яков вернулся тотчас. Будто нарочно ждал, когда захлопнется входная дверь.
– Ушел?
– Ушел.
– И пусть. Это к лучшему.
Я не ответила.
– Так вот, о твоем замужестве, Марго…
По-правде сказать, я еще раздумывала, не побежать ли следом? – когда в передней послышался грохот распахнутой двери, взволнованный голос Арины, скорые шаги… и в гостиную ворвался Гриша. Опять.
Запыхавшийся, растрепанный, с горящими, почти безумными глазами. Пламенно глядя на меня, он с решимостью пересек комнату – а потом без спросу вынул драгоценную тиару из ларца.
И с высоты своего роста с силой разбил ее об пол.
Тиара не хрустальная, конечно – однако, клянусь, она разлетелась на сотню бриллиантовых осколков. Черные жемчужины, отскочив, покатились по паркету, а расписанный гильошем золотой ободок, уродливо выгнутый теперь, скучно лежал у моих ног.
Я так и застыла на месте, похожая на героиню картины Эдварда Мунка.
Яков же, разом побледневший, непроизвольно отпрыгнул в сторону. И правильно сделал – бешеный, незнакомый мне доселе взгляд Гриши обратился теперь на него.
– Она сказала, что не хочет за него замуж.
– Хорошо… – мигом согласился Яша. – Как скажешь… те… Придумаем что-то еще.
Гриша нервно дернул шеей и, когда в следующий раз посмотрел на меня, глаза его были уже почти человеческие.
Выдохнул и Яша. Лицо его из бледного снова стало розовым (даже слишком розовым), и он громко чертыхнулся. Потом стал на колени и начал, было, собирать жемчужины – впрочем, понял всю бесполезность сего занятия и чертыхнулся снова. Снова и снова. Пока не разразился такой тирадой, какой я не слышала даже возле курилки старшеклассников в своей очень средней школе на окраине Магнитогорска…
В конце концов, он швырнул на пол уже собранное и вышел вон, оглушительно хлопнув дверью.
Мы остались вдвоем.
Сказать, что поступок Гриши впечатлил меня – это ничего не сказать. Никто никогда не отстаивал мои интересы так горячо. Да я сама не решилась бы их так отстаивать! Надо же… я всегда думала, что любить – это заботиться о ком-то. И даже не знала, как это приятно, легко и тепло, когда заботятся о тебе. Я лишь благодаря Грише это поняла.
– Кажется, ты снова меня спас, – я несмело улыбнулась.
Гриша пожал плечами. Он собирался сказать что-то, но я уже не слушала. Я вдруг смело, отбросив все сомнения, шагнула к нему и обвила руками шею. Прижалась губами к его губам – горячо, крепко, так, чтобы у него мысли больше не возникло уйти.
А он ответил – сильно, страстно, будто только этого и ждал.
– Ты же сказала, у нас ничего не выйдет.
– Не выйдет. Почти наверняка не выйдет…
Я вздохнула глубоко и горько, почти что со всхлипом. Потому что это было правдой. Но быстро спохватилась, со страхом нашла его глаза:
– Только не уходи больше, пожалуйста!
И растаяла окончательно, когда он в ответ еще крепче прижал меня к себе:
– Куда же я уйду? Ты без меня пропадешь.
Клара, Роза и феминистки всех времен и народов отправили бы его на костер за эти слова. Если бы я разрешила.
…и все бы хорошо, да вернулся Яша. И не пытаясь быть деликатным, он демонстративно принялся собирать по полу остатки тиары.
Уединяться в спальне прямо сейчас было бы невежливо, наверное…
Глава 23. Авантюристы
Собрать все двадцать шесть жемчужин оказалось задачей непростой, а уж поиском сотни маленьких бриллиантов из тиары никто из нас троих себя даже не утруждал. Чего доброго, Арина еще выплеснет половину во двор вместе с водой после мытья полов…
Жемчужины были необыкновенные. Прежде я никогда не рассматривала их так близко, а сейчас, залюбовавшись, все перекатывала и перекатывала их в ладони. Необыкновенные… Не все из них были идеальной сферической формы, но, как одна, гладкие, почти что зеркальные – металлическо-серого цвета с зеленым, синим, иногда даже розовым отливом.
– Интересно, где Карл фон Гирс добыл такой необыкновенный жемчуг? – не удержалась я.
– Кики рассказала тебе все на свете – неужто умолчала об истории жемчужин? – хмыкнул на это Гриша.
Вопрос мой больше был риторическим, но Грише, кажется, было что рассказать. Он поднялся с пола, прошелся, разминая спину, и ссыпал собранный жемчуг в ларец из-под тиары.
– Мой дед и сам получил их в наследство, – пояснил Гриша, – от своего отца, моего прадеда. Занятный был человек. Звали его Рихард Гирс, и он родился в бедняцких портовых районах Гамбурга – а вовсе не в семье придворного ювелира германского императора, как любит хвастать мой брат… В пятнадцать Рихард ушел в море да так в родные земли больше не вернулся. Случались у него стычки с пиратами, довелось и в плену посидеть. Лихой был человек, без царя в голове. Благодаря характеру и рассорился с немцами однажды, а после долго ходил на английских кораблях. Уж не знаю, какими ветрами занесло его в южную часть Тихого океана, где он снова рассорился с командованием корабля – тогда-то его и высадили на одном из островов Океании.
