– Надя… – прошептала я, не веря самой себе.
Это и впрямь была повзрослевшая Надя. Моя Надя, одетая как все Ордэне, и с такими же, как у них, глазами: мудрыми, светлыми и печальными.
Мне очень захотелось броситься к ней, обнять – но я не посмела. Так ослепительны были ее одежды, и величественен весь образ. Все-таки это уже не моя Надя.
– Какой же красавицей ты стала… – прошептала я. – Значит, твои чудовища тебя больше не мучают?
Она с достоинством наклонила голову:
– Лишь благодаря вам, Марго. Вам, Якову и дядюшке. Я в неоплатном долгу перед вами.
– Ох, брось, какие долги?! Да я больше тебя рада, что у нас получилось!
– Я знаю, – степенно ответила Надя. – И все же, вам тоже нужна сейчас помощь. Вы ведь не хотите навечно остаться здесь?
Я с сомнением пожала плечами и огляделась. Тихо вокруг и необычайно красиво.
– Здесь не так уж плохо. Но… Яков сказал, что я могу вернуться в свое время?
– Можете. И, поверьте, сейчас для этого самый лучший момент. Возьмите меня за руку, Марго.
Надя протянула мне руку, тонкую, белую, почти прозрачную. Так хотелось коснуться ее немедленно! Останавливало лишь то, что весь этот прекрасный мир и Надя вместе с ним исчезнут, вероятно, в тот же миг.
– Не могу… – колебалась я. – Я не знаю, как переживу расставание со всеми вами.
– Вы ничего не вспомните, Марго, когда окажетесь дома. Все вам покажется ярким дивным сном, и только.
– Не уверена, что хочу, чтобы это оказалось сном… Позволь мне, если это возможно, вернуться к вам. Я хочу быть с вами. С тобой, как и обещала когда-то!
Надя покачала головой:
– Вряд ли мы еще увидимся, Марго. Или вас еще что-то держит в нашем времени? – И догадалась: – кто-то держит.
Я кивнула без сил. Спросила:
– Он любит меня? Ты же знаешь наверняка – любит или нет?
– Не знаю. Никто не знает, кроме него самого. Марго, если вы действительно этого хотите, то вы останетесь в 1914. Но вы можете пожалеть об этом, крепко пожалеть. А исправить я уже ничего не смогу. Это путешествие в один конец. Вы это понимаете?
– Вот как? Тогда, наверное, разумней будет и правда вернуться домой.
Надина рука все еще тянулась ко мне. Как же хотелось мне ее коснуться.
– Разумней, – согласилась Надя. – Но вы не вернетесь, да?
Я жалко ей улыбнулась… и отрицательно мотнула головой.
– Нет, Надюша, я не могу. Даже если окажется, что я не нужна ему… я хочу услышать это от него. Понимаешь?
Глупая, глупая Маргарита…
Я до последнего цеплялась за образ Нади, мудро и печально глядящей на меня издали – но белый туман все плотней заволакивал мое сознание. Пока я не перестала видеть все, кроме него.
А потом меня встряхнули за плечи. Раз. Другой. Я поморщилась и открыла глаза. И прямо перед собой увидела перепуганное лицо Гриши.
– Господи, слава богу… Прости, прости, прости! – без конца шептал он, беспорядочно целуя мои губы, щеки, прижимая к себе и баюкая мою голову на своем плече. – Клянусь, никогда больше тебя не отпущу! Как же я испугался, Марго…
– Ей-богу, Марго, я не хотел… прости. За все прости. – Это произнес Георг где-то совсем рядом.
Я не сразу его увидела: все еще бледный, уже бросив револьвер на ковер, он стоял среди комнаты и растерянно смотрел на нас. За его плечом сотрясалась в рыданиях Кики. Ее муж шатался по комнате и, наплевав на приличия, зубами откупоривал бутылку с чем-то горячительным.
Георгу я только слабо улыбнулась: что я могла ему сказать? Да и не хотелось мне тратить на него больше ни минуты времени. А Грише я поторопилась ответить:
– Не отпускай, – охотно разрешила я ему. – Видишь же: я могу схлопотать шальную пулю, даже если просто стою в дальнем углу комнаты.
Это был странно, но никакой раны я не нашла и теперь: по-прежнему чуть саднило кожу на боку, как если бы я ударилась об угол, а слегка потрепанная ткань платья подсказала, что пуля прошла по касательной. Да и корсет защитил. В общем, слава корсетам.
Эпилог
Надя сказала правду: увидеться нам больше не пришлось.
Ее отец вскорости, не сообщая ничего родственникам, уехал к матери, в Италию. И, конечно, увез с собой Надю. Я утешала себя: о том времени, что провела с отцом в деревне, Надя отзывалась с теплотой – они и правда как будто сблизились, мне казалось. И я изо всех сил верила, что теперь, когда недомолвки и сомнения позади, отец и дочь действительно найдут общий язык.
Уехала из Петербурга и Кики. Братья с нею, насколько я знала, отношений не поддерживали, несмотря на ее регулярные письма; с мужем она вскорости рассталась, а через полтора года после описанных событий и вовсе покинула Россию вместе с дочерьми.
Из всех фон Гирсов к 1915 году в Петербурге (тогда уже Петрограде) остался один только Гриша. Да и тот упорно не хотел брать фамилию деда, по-прежнему оставаясь Драгомировым.
* * *
Но это все потом, а спустя недели полторы после событий того судьбоносного дня, Гриша достаточно неожиданно появился на пороге квартиры, где я все еще жила. Я не видела его уже несколько дней, поэтому страшно обрадовалась – но Гриша что-то был невесел.
– Чем занимаешься? – спросил, кивком головы указав на мой фартук и перепачканные красками руки.
Я смущенно пожала плечами:
– Да так… ремонтирую куклу.
Доротея (то, что от нее осталось) со мной больше не разговаривала. То ли не могла, то ли не хотела. Я надеялась, что-то изменится, когда я починю фарфор на ее шейке: глина, клей, краски, какой-нибудь яркий шарфик… Вдруг получится? Надю тогда еще не увезли, и я думала увидеться с ней со дня на день и отдать куклу.
Тогда-то Гриша и вывалил все на меня с обреченной усталостью:
– Георг уехал. К матери. Вместе с Надей.
– Вот как… Но этого следовало ожидать.
Удивительно, что я восприняла эту новость достаточно легко. Наверное, в глубине души и сама знала, что так и будет.
– Но адрес матери ведь у тебя есть?
– Да, конечно… и вот, Надя оставила тебе письмо. – Но не успела я и в руки взять плотный конверт, он огорошил снова: – Марго, Георг хочет, чтобы фабрикой теперь управлял я. Поверить не могу…
Увы, не радость была у него в голосе, а растерянность. А то и ужас. Шесть лет Гриша в своей газетенке писал гадости о владельце ювелирной фабрики фон Гирсов – чтобы теперь стать этим владельцем самому.
Я отерла руки от краски, подошла к нему и ласково погладила щеку:
– Что ж, этого тоже следовало ожидать. Неужто думаешь, ты не справишься?
