Себастьян приподнял бровь.
– Эви, – сухо сказал он, – Ты сбежала из дома вопреки воле своих родственников, вышла замуж за известного распутника и живешь в игорном клубе. По-твоему, это не вызовет пересудов?
Эви бросила неуверенный взгляд на платье, которое было на ней надето, – одно из трех, что она захватила с собой, сбежав от Мейбриков. Хотя горничные сделали все возможное, чтобы привести его в порядок, коричневая шерсть была безнадежно испорчена во время путешествия. К тому же она раздражала кожу. Было бы совсем неплохо переодеться во что-нибудь мягкое и чистое. Протянув руку к складкам черного бархата, она осторожно погладила его кончиками пальцев, оставляя блестящие полоски на мягком ворсе.
– Пора бы тебе научиться не обращать внимания на то, что говорят люди, – сказал Себастьян. Он подошел ближе и остановился у нее за спиной, заставив ее вздрогнуть. – Так гораздо легче жить. – Внезапно в его голосе появились веселые нотки. – К тому же, если слухи о других часто правдивы, слухи о тебе самом – всегда ложь.
Эви нервно напряглась, когда его пальцы принялись за застежку на ее коричневом платье.
– Что ты делаешь?
– Помогаю тебе переодеться.
– Я не хочу. Не сейчас. О... пожалуйста, не надо!
Но Себастьян обхватил ее рукой, чтобы удержать на месте, продолжая расстегивать пуговицы. Решив, что лучше уступить, чем участвовать в недостойной борьбе, Эви замерла. Лицо ее горело, кожа покрылась мурашками.
– Я п-предпочла бы, чтобы ты обращался со мной менее бесцеремонно!
– Слово «бесцеремонность» предполагает безразличие, – отозвался он, стаскивая платье с ее бедер, пока оно не упало на пол. – А то, что я испытываю к тебе, не имеет ничего общего с безразличием.
– Человек нуждается хотя бы в капле уважения! – Воскликнула Эви, дрожа в одном белье. – Особенно после... после...
– Тебе не нужно уважение. Те6е нужны комфорт, ласка и, возможно, немного энергичных упражнений в постели. Но поскольку ты упорно отказываешься от этого, придется ограничиться массажем и добрыми советами.
Его теплые пальцы легли на ее плечи – обнаженные, не считая узких бретелек сорочки, – и начали массировать напряженные мышцы, описывая широкие дуги по ее спине. Эви издала тихий звук и попыталась отстраниться, но он шикнул на нее и продолжил массаж с поразительным искусством.
– Ты уже не та, какой была несколько дней назад, промолвил он. – Не неуклюжее создание, подпирающее стенку на балах, не девственница и не беспомощный ребенок, вынужденный терпеть издевательства Мейбриков. Ты виконтесса с внушительным состоянием и отъявленным негодяем в качестве мужа. Чьим правилам ты должна теперь подчиняться?
Эви только покачала головой, чувствуя, как вместе с напряжением, сковывавшим ее мышцы, утрачивает контроль над своими эмоциями. Она всерьез опасалась, что если откроет рот, то заплачет. И поэтому молчала, крепко зажмурив глаза и стараясь ровно дышать.
– До сих пор ты жила, пытаясь угодить другим людям, – услышала она его слова. – И, признаться, без особого успеха. Почему бы не пожить для собственного удовольствия? По собственным правилам? Разве подчинение условностям принесло тебе хоть какую-нибудь пользу?
Эви испустила блаженный вздох, когда он нашел особенно чувствительную точку.
– Мне нравятся условности, – сказала она после небольшой паузы. – Что плохого в том, чтобы быть обычным человеком?
– Ничего. Но ты не обычная – иначе ты никогда бы не явилась ко мне, вместо того чтобы выйти замуж за кузена Юстаса.
– Я была в отчаянии.
– Это не единственная причина, – вкрадчиво возразил он. – В тебе есть авантюристическая жилка.
– Ничего подобного!
– Ты наслаждалась, явившись ко мне с предложением, от которого я не мог отказаться. Еще бы, загнать в угол известного повесу в его собственном доме! И не пытайся отрицать – теперь я тебя хорошо изучил.
Невероятно, но, несмотря на горе и тревогу, Эви почувствовала, что ее губы дрогнули в улыбке.
– Возможно, – призналась она. – Но я больше наслаждалась мыслью о том, как разозлятся мои родственники, когда узнают, что случилось. – Следы улыбки исчезли с ее лица, и она мрачно добавила: – Как я ненавидела жизнь с ними! Если бы только отец оставил меня у себя. Он мог бы нанять кого-нибудь, чтобы заботиться обо мне...
– Боже правый, – произнес Себастьян без всякого сочувствия в голосе, – зачем ему было оставлять маленькую девочку в этом вертепе?.
– Затем, что я его дочь. Кроме меня, у него никого не было.
Себастьян решительно покачал головой:
– Мужчины рассуждают иначе, дорогая. Твой отец полагал, и совершенно справедливо, что тебе будет лучше жить отдельно от него. Он знал, что ты никогда не сделаешь приличную партию, не получив надлежащего воспитания.
– Ho если бы он знал, как Мейбрики обращаются со мной... как меня оскорбляют, бьют...
– А почему ты думаешь, что твой отец вел бы себя иначе? – спросил Себастьян, повергнув ее в шок. – В конце концов, он бывший боксер. Едва ли он привык сдерживаться. Вполне возможно, что тебе пришлось бы познакомиться с его тяжелой рукой, если бы вы больше общались.
– Я никогда в это не поверю! – запальчиво отозвалась Эви.
– Пригладь свои перышки, – примирительно сказал Себастьян, потянувшись к бархатному платью, лежавшему на постели. – Как я уже говорил тебе, я не ударю женщину ни при каких обстоятельствах. Но мир полон мужчин, куда менее щепетильных, чем я, и, похоже, твой отец был одним из них. Можешь спорить, если тебе угодно, но нельзя быть настолько наивной, чтобы водружать Дженнера на пьедестал. В привычном окружении – среди мошенников, сутенеров, шулеров и вымогателей – он сошел бы за вполне приличного человека. – Себастьян хмыкнул. – Пожалуй, он был бы доволен таким надгробным словом. А теперь подними руки. – Себастьян ловко натянул на нее платье, расправил юбку на бедрах и помог вдеть руки в рукава. – Эта жизнь не для тебя, – сказал он с чувством. – Твое место в загородном поместье, где ты могла бы сидеть на одеяле на зеленой лужайке, поедая клубнику со сливками. Или кататься в карете, нанося визиты соседям. Возможно, когда-нибудь ты позволишь мне подарить тебе ребенка. Это заполнит твою жизнь. И сблизит тебя с подругами, которые, надо полагать, уже успели забеременеть.
Пораженная небрежностью, с которой было высказано подобное предположение, Эви уставилась в его красивое лицо. С таким же успехом он мог предложить ей завести щенка. Неужели он и в самом деле такой черствый, каким кажется?
– Ты хотел бы иметь детей? – умудрилась она выговорить после небольшой паузы.
– Нет, дорогая. Я склонен к семейной жизни не более, чем твой отец. Но я позабочусь о том, чтобы моя жена и дети ни в чем не нуждались. – В его глазах вспыхнул озорной огонек. – И я готов принять активное участие в их зачатии, если не воспитании. – Он зашел ей за спину, чтобы застегнуть платье. – Постарайся понять, чего ты сама хочешь, – Посоветовал он. – На свете не так уж много недостижимых вещей... при условии, конечно, что ты готова бороться за них.
