Себастьян нахмурился при виде их обоюдной симпатии.
– Добрый вечер, – сказала Эви, остановившись рядом с Себастьяном. – Вы разбираетесь в математике, милорд? – с улыбкой спросила она.
– До сего момента я в этом не сомневался, – отозвался тот с кривой улыбкой. – Роган, а другие крупье так же сведущи в вычислении вероятностей?
– Достаточно сведущи, милорд. Все они хорошо обучены и знают, как заставить игроков делать ставки, выгодные для заведения, и как отличить хорошего игрока от плохого...
– Кем обучены? – поинтересовалась Эви.
Кэм сверкнул белозубой ухмылкой:
– Мной, конечно. Никто лучше меня не разбирается в играх.
Эви с улыбкой посмотрела на мужа.
– Похоже, он не умрет от скромности, – иронично заметила она.
Себастьян, однако, никак не отреагировал на шутку.
– Подготовь список, – резко произнес он, обращаясь к Кэму, – всех крупных кредитов, включая сроки платежей. Учетная книга в конторе на верхней полке. Почему бы тебе не приступить прямо сейчас?
– Да, милорд. – Отвесив поклон, Кэм двинулся прочь со своей обычной ленивой грацией.
Стоя рядом с мужем в полутемном игорном зале, Эви ощутила легкий трепет. В последние дни они часто встречались, но практически никогда не оставались наедине. Не решаясь взглянуть на Себастьяна, она потянулась к брошенным на столе игральным костям и убрала их в кожаный футляр. Выпрямившись, она почувствовала его руку, нежно скользнувшую по ее спине.
– Уже поздно, – произнес он голосом, который звучал гораздо мягче, чем когда он разговаривал с Кэмом. – Тебе следует лечь в постель. Представляю, как ты измучена после сегодняшних трудов.
– Я ничего особенного не делала. – Она пожала плечами, и его ладонь снова возбуждающе прошлась по ее спине.
– Делала. Ты слишком перенапрягаешься, дорогая. Тебе необходимо отдохнуть.
Эви покачала головой, обнаружив, что ей трудно думать, когда он касается ее.
– Я была рада возможности чем-нибудь заняться, – сказала она. – Это отвлекает меня от мыслей...
– Понимаю. Именно поэтому я и разрешил тебе работать.
У нее перехватило дыхание, когда его теплые пальцы обхватили ее шею.
– Тебе нужно лечь, – сказал Себастьян, переведя взгляд на округлые линии ее груди. – Проклятие! – Он издал невеселый смешок. – Я бы охотно присоединился к тебе. Но поскольку... Иди ко мне.
– Зачем? – спросила Эви, хотя он недвусмысленно прижал ее к бортику стола, а его нога вторглась в складки ее юбки.
– Хочу тебя немного помучить.
Сердце Эви громко забилось, проталкивая по жилам жидкий огонь.
– Ты... – Ей пришлось откашляться и попытаться снова. – Полагаю, ты употребил слово «помучить» в переносном смысле?
Он покачал головой, глядя на нее затуманенным взором:
– Боюсь, что в буквальном.
– Ты шутишь?
– Любовь моя, – нежно сказал он, – надеюсь, ты не думала, что следующие три месяца страданий будут односторонними? Коснись меня.
– Г-где?
– Везде. – Он подождал, пока она положит ладони на его плечи, облаченные в сюртук из прекрасной шерсти. – Я намерен, – сказал он, глядя ей в глаза, – зажечь в тебе тот же огонь, что сжигает меня.
– Себастьян... – Она попробовала отстраниться, но он еще крепче притиснул ее к столу.
– Я имею право целовать тебя, – напомнил он, – когда пожелаю и сколько пожелаю. Таков уговор.
Эви бросила тревожный взгляд по сторонам. Себастьян легко прочитал ее мысли.
– Боишься, что нас застукают? Плевать. Ты моя жена. – На его губах промелькнула улыбка. – Точнее, моя лучшая половина. – Склонив голову, он потерся носом о шелковистые пряди, упавшие ей на лоб. – Моя награда... мое наслаждение и боль... мое бесконечное желание. Я никогда не встречал такой, как ты, Эви. – Его губы нежно коснулись ее переносицы и скользнули к кончику носа. – Ты осмелилась потребовать от меня то, чего ни одна другая женщина и не думала просить. Я плачу твою цену, любовь моя. Но потом придется платить тебе... снова и снова. – Он обхватил рукой ее затылок и накрыл ее трепещущие губы своими.
Себастьян был настоящим экспертом по поцелуям. Он начал с легкого прикосновения сухих губ... постепенно усиливая давление, пока ее рот не приоткрылся. Когда он пустил в ход язык, сердце Эви застучало, колени подогнулись, кровь стремительно понеслась по жилам. Себастьян целовал ее все настойчивее, крепче обхватив ее голову.
Одна из его рук сместилась вниз, тщетно пытаясь нащупать ее грудь сквозь плотный корсет. Испытывая жгучую потребность коснуться ее обнаженной кожи, он скользнул пальцами к ее шее, где лихорадочно пульсировала жилка. За рукой последовали губы. Эви отчаянно вцепилась в его плечи, не надеясь на подгибающиеся ноги. Себастьян что-то пробормотал и, обвив ее руками, снова приник к ее губам в жадном поцелуе. Эви больше не могла сдерживать умоляющие звуки, рвущиеся из ее горла. Все ее тело трепетало в стремлении слиться с ним, ощутить его полнее, глубже...
Чей-то деликатный кашель заставил ее оторваться от его губ. Ахнув, она обернусь. Осознав, что их уединение нарушено, Себастьян прижал ее голову к своей бурно вздымающейся груди. Лаская большим пальцем ее разгоряченную щеку, он холодно обратился к вошедшему:
– В чем дело, Галли?
Джим Галли, один из служащих игорного зала, ответил, запыхавшись:
_ – Прошу прощения, милорд: внизу неприятность. Плотники где-то раздобыли бутылку рома и напились в стельку. А потом затеяли свару в кофейне. Двое уже дерутся, а третий бьет посуду.
Себастьян сердито нахмурился:
– Пусть Роган займется этим.
– Мистер Роган сказал, что он занят.
– Внизу пьяная драка, а он говорит, что занят? – Недоверчиво спросил Себастьян.
– Да, милорд.
– Тогда ты позаботься об этом.
– Не могу, милорд. – Джим продемонстрировал перевязанные пальцы. – Разбил костяшки во вчерашней схватке из-за миледи.
– Где Хейз?
– Не знаю, милорд.
– Ты хочешь сказать, – вкрадчиво поинтересовался Себастьян, – что из тридцати служащих, работающих здесь, не нашлось ни одного, способного помешать трем пьяным обормотам разнести в клочья кофейную комнату, которую им поручено отремонтировать?
– Да, милорд.
В яростном молчании, последовавшем за этим, было слышно, как бьется фарфор и ударяется о стены мебель, заставляя позвякивать подвески на люстре. К шуму драки присоединились неразборчивые крики.
– Проклятие! – процедил Себастьян сквозь зубы. – Что, к дьяволу, они себе позволяют? Так от клуба ничего не останется.
