– Я уйду сейчас, мне нужно отдохнуть, – он говорил, практически не прекращая поцелуя, просто переходя на поверхность моих губ. – Вернусь поздно, возможно не один, так что из комнаты не высовывайся.
– Ладно, поняла, – мне очень нравилось пропускать сквозь пальцы волосы на его затылке.
– Когда там наши голубки приезжают?
– Вроде послезавтра, – теперь уже я скользнула языком в его рот.
Он прижал меня теснее, но все же через пару секунд снова немного отстранился:
– Мне пора, поварешка, давай уже, отпускай, – при этом сам продолжал крепко держать меня за талию и мягко касаться губами моих.
– Не смей называть меня «поварешкой», – получилось не очень возмущенно, но я старалась.
– Хорошо, поварешка, как скажешь.
А потом ушел, оставив на моем лице легкую улыбку. Как я ни пыталась, но не могла найти в наших поцелуях ничего, заслуживающего анализа – мы оба обладаем холодными головами, никаких там любовей до гроба и прочей чепухи, просто делаем то, что нам приятно в данный момент.
Вернулся он заполночь и, судя по звукам, действительно не один. Завтра выходной, буду спать, как убитая, до обеда. Да и не хочется случайно пересечься с его гостьей – сложно будет объяснить, что я тут просто поваром подрабатываю. Вряд ли она у него какая-то постоянная – ни одна девушка, кроме его родной сестры, не в состоянии была бы вынести его больше суток, но и все равно лучше не нарываться – за этим типом не заржавеет и скандал мне потом закатить, и как-нибудь мелкопастно отомстить.
В принципе, к этой устойчивой точке и свелись наши с ним взаимоотношения – мы почти постоянно пререкались, иногда даже доходило до крика, но и, если у обоих было соответствующее настроение, могли просто понежиться перед телевизором, обмениваясь поцелуями – просто чтобы чем-то занять время. Наверное, ему тоже, без дополнительных мотивов и страстей, нравилось меня целовать, раз это всегда так легко и спонтанно получалось, но и не выходило за рамки цензуры.
Мы и не думали скрываться от нашей влюбленной парочки, когда те вернулись. Просто не находили в этом ничего серьезного, а только серьезное хочется утаить. Ольга лишь в первый раз изобразила приступ инсульта от этого зрелища, но быстро собралась и убежала в комнату. Ей-то сложно, наверное, понять. Она чувствами живет, ей невдомек, что можно просто целоваться, потому что это у нас здорово получается и ни к чему не обязывает. Впоследствии они вместе с Русланом старательно делали вид, что ничего не замечают, но уверена – вдвоем в комнате хихикали, как умалишенные, и вырисовывали для нас двоих светлое будущее с кучей наглых детишек.
Глава 9. Родственные связи Нашего Величества
Затишье никогда не бывает долгим, но буря разразилась с той стороны, с которой я и не ждала. Я заталкивала отксерокопированные листы в сумку, поэтому и не успела вовремя среагировать. А на выходе из института меня ждал не кто иной, как папаша – собственной персоной. Неприятное удивление от недолгожданной встречи немного притормозило мой мыслительный процесс, отчего даже скрыться за пуленепробиваемыми стенами вуза не получилось.
– Алина! – он тут же шагнул мне наперерез и даже попытался схватить меня за руку. – Привет!
Пришлось остановиться и настроиться на то, чтобы выдержать этот разговор:
– Привет. Какими судьбами в нашем городе, дорогой отец?
Мама всегда меня пыталась убедить в том, что я не должна выражать хотя бы открытой неприязни к своему родителю, который лично мне никогда ничего плохого не делал. Но я свою историю оценивала с несколько иных мировоззренческих позиций: никто не обязан испытывать к кому-то благодарность только за то, что тот подарил ему жизнь. Ведь дети об этой жизни не просят, так с какого же момента они превращаются в должников? Мать свою я любила безоговорочно не потому, что появилась в ее животе, а потому что такой человек, в принципе, заслуживает любви и почитания. Я считала себя должной ей по своему собственному выбору. Отец же в категорию моих кредиторов никогда не попадал. Точнее, перестал попадать с того самого момента, как обзавелся другой семьей и другими «должниками».
Он попытался улыбнуться, но выглядел при этом заметно скованным:
– А мама тебе разве не говорила? Мне же от организации квартиру выделили… Так что мы теперь тут жить будем…
Он словно извинялся за то, что вторгся на мою помеченную территорию, но меня этот факт не озаботил. Очень сильно сомневаюсь, что мне не останется места, если кроме остального городского населения тут поселятся папаша, его жена и сын. К счастью, у обоих моих родителей хватило ума, чтобы не заставлять меня считать Костика своим младшим братом. Когда он родился, папаша, конечно, привез его с целью знакомства, но тогда я уже обладала солидным двенадцатилетним возрастом и накопленным за годы жизни без отца опытом, поэтому я даже не взглянула на визжащего младенца. Тот факт, что у нас с ним одна фамилия, меня тоже не обязывал ни к любви, ни к привязанности.
– Может, и говорила, а я мимо ушей пропустила, – ответила честно. – Ну так и чего ты хотел-то?
Он стушевался еще сильнее и находился уже настолько близко, что мне даже стало не по себе.
– Алина, ну ты ведь дочь моя… Я хотел бы наладить отношения! Знаю, что виноват перед тобой, но ведь хоть что-то я могу исправить… – он говорил все быстрее и быстрее, что выдавало его нарастающее волнение. – Я не пью уже несколько лет! Ты имеешь полное право злиться на меня, но ведь ты помнишь, что это не я не захотел общаться с тобой, а ты сама! Я хочу оказывать тебе помощь, чтобы хоть как-то компенсировать…
Папаша внезапно осекся, ожидая моего ответа на эту странную тираду. Тогда и мне пришлось высказаться:
– Я не поняла, у тебя рак, что ли?
Он грустно усмехнулся, отвел рассеянный взгляд в сторону:
– Нет, дочь, не рак. Наверное… возраст.
У меня ледяное сердце, чем я всегда гордилась, но в этот момент то ли от его вида, то ли от тона голоса мне расхотелось ему говорить нечто такое, от чего его плечи опустились бы еще ниже. В конце концов, даже с точки зрения здравого смысла и обоснованной неприязни нет никакой необходимости запинывать человека психологически.
– Ясно. Но мне не нужна твоя помощь. Не в том смысле, что «твоя», а помощь вообще.
Не знаю, оценил ли он мое великодушие или нет, но отчего-то воспрял духом:
– Света мне рассказала, что ты живешь в доме писателя и неплохо зарабатываешь. Но ты можешь жить и у нас! – его взгляд немного потух, когда он оценил мою реакцию на такое предложение. – Алина! И Маша, и Костя были бы только рады… Или хотя бы заходи к нам на ужины…
«Света» что-то уж слишком болтлива, как я посмотрю. Ах, моя наивная мама, готова все выложить без утайки практически чужому человеку! На самом деле, мне было плевать, рады там какие-то маши и кости моему присутствию или нет, но если вдруг возникнет такая необходимость, то я лучше приму приглашение отца, чем взвалю на маму дополнительную финансовую нагрузку. Между гордостью и гордыней есть существенная разница – гордость возвышает тебя, а гордыня топчет. Рациональность и холодное сердце всегда способны договориться со своей гордостью, если это принесет долгосрочный выигрыш.
