– Хорошо, тогда возьми еще вот это.
Нейб протянул мне толстую пачку варнайских банкнот, свернутых цилиндром и стянутых лентой. Я испуганно замерла, поскольку и без пересчета становилось понятно, что сумма там внушительная.
– Бери-бери, это деньги Шелтера, не мои. Вам сейчас они пригодятся. Как только все успокоится, я пришлю еще, но на первое время должно хватить. Этой халупе нужен серьезный ремонт, а вам надо будет что-то есть, пока кафе не заработает снова.
– Спасибо, – поблагодарила я, пряча деньги в карман платья.
– Да не за что, я просто выполняю распоряжения своего нанимателя. Он еще после первого своего отпуска велел обеспечить тебя в случае его гибели.
Глен вернулся к повозке и забрал из нее последний чемодан с вещами, поэтому Нейб вздохнул и, поклонившись мне на прощание, залез обратно на сиденье возницы.
А меня вдруг болезненно ужалила совесть. За всеми своими переживаниями, за бесконечными попытками нашептать Магистру я совсем забыла о важном деле. Неблагодарная девчонка!
– Господин Нейб, – позвала я прежде, чем он успел захлопнуть дверцу.
– Да?
Я подошла ближе, чтобы не кричать, и поинтересовалась:
– Что вы думаете об Арре Холт?
– Я? – удивился он.
– Да. Я знаю, что ей Оллин не мог обеспечить свободу, поэтому завещал вам. Вы ведь не будете ее обижать, правда?
На его лице промелькнуло оскорбленное выражение.
– Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь? За варнайца? Я очень ее уважаю. Честно говоря… я думал предложить ей тот вариант с Замбиром, что Шелтер готовил для тебя, раз уж вам он не пригодился. Но если все получится, то он не понадобится. Рабство в Варнае будет отменено, и госпожа Холт будет вольна строить свою жизнь, где захочет. Шелтер просил меня обеспечить и ее.
– Она никуда не поедет, – заметила я, внимательно следя за выражением его лица. – Без вас она никуда не поедет. Вы все, что у нее осталось.
Возмущение на его лице сменилось сначала удивлением, а потом недоверием.
– Что за глупый вздор? – проворчал Нейб. – Какой резон ей оставаться рядом с угрюмым калекой вроде меня? Она молодая, красивая женщина. Немного свободы и личных денег – и она заживет новой жизнью, в которой мне не будет места.
Я покачала головой, с трудом сдерживая улыбку.
– Какие же вы, мужчины, порой бестолковые. Она покалечена сильнее вашего, господин Нейб. Ей нужны не свобода, не деньги и не новая жизнь. Ей нужны человеческое тепло, забота и любовь. И ей нужны вы.
Он только тихо фыркнул, пробормотав снова что-то вроде «глупый вздор», и захлопнул дверцу. Несколько секунд сидел неподвижно, потом все же бросил на меня быстрый взгляд сквозь стекло, как будто хотел что-то прочесть на моем лице. Прочел или нет, я не знаю, но следом взревел мотор, и повозка тронулась с места.
Я проводила ее взглядом и даже не заметила, как ко мне подошел Глен.
– Давай Алину мне, у тебя уже, наверное, руки свело ее держать, – предложил он.
Спорить не стала, передала ему дочку, которая все же снова задремала. Глен понес ее в дом, а я ненадолго задержалась посмотреть на море, поблескивающее в лучах заходящего солнца. Где-то внизу привычно шумел порт и кричали чайки, пахло соленой водой и летом.
За спиной раздался громкий лай. Я едва успела обернуться, как тут же мне на платье поставили две грязные лапы, отчаянно виляя хвостом.
– Бардак!
– Гав-гав!
Я не стала ни ругаться, ни огорчаться по поводу испачканной одежды, лишь потрепала бродячего пса по загривку.
Еще один круг замкнулся. И вот теперь я все-таки почувствовала себя дома.
* * *
Как и следовало ожидать, Оринград не принял меня с широко распростертыми объятиями. Первое время я почти ничего не замечала: слишком много дел. Все мое время оказалось поделено между наведением порядка в кафе и квартире и Алиной. В промежутках я едва успевала приготовить что-то для нас с Гленом, хотя чаще мы перебивались холодной едой, и поспать. Только теперь я по-настоящему оценила то, что приехала сюда не одна. Хотя Нейб оставил мне очень приличную сумму денег, нанять на нее работников или помощников я не смогла бы. Но это я поняла позже.
Пока шла работа, меня навещала лишь Анна, но это не вызывало у меня удивления: я и раньше не могла похвастаться большим количеством близких друзей, они были в основном у отца. Собутыльники. А то, что Бардак практически прописался у наших дверей и часто лаял на кого-то, воспринимала больше как спектакль с его стороны: теперь я кормила его регулярно и полагала, что он так демонстрирует свою полезность. Мне не приходило в голову, что он разгоняет мальчишек, пытающихся закидать каким-нибудь мусором мое крыльцом, пока один из них не изловчился и не выбил камнем стекло.
Стекло Глен заменил. Заново покрасил весь фасад, в том числе ставни. Починил дверь и вставил новый замок. Поправил мебель, какую можно было поправить. Выгреб и вынес невообразимое количество мусора, оставшееся после моего отца. Он делал еще много всего, даже не знаю, как я собиралась справиться без него.
За покупками мы ходили по очереди, но первое время я постоянно была уставшей и не выспавшейся, а потому почти не обращала внимания на окружающую реальность. Лишь когда дело дошло до покупки нового текстиля и посуды для кафе, заметила, что продавщицы в лавках косо смотрят на меня. Но я никогда не торговалась и покупала много, потому что твердо решила сменить все, раз есть деньги, и они не гнали меня: жадность побеждала предрассудки.
А вот когда я пришла к нашим прежним поставщикам, чтобы договориться о возобновлении закупок, выяснилось, что для кого-то мои деньги недостаточно хороши.
Стоун, у которого мы заказывали практически все, ограничился тем, что бегло взглянул на мой список и заявил, что у него все кончилось, хотя я прекрасно видела соответствующие мешки и банки. Когда я указала на это, он лишь пожал плечами и ответил, что все это уже заказано, просто он не успел доставить.
Арчер Вранак, специализирующийся на заморских товарах, оказался куда прямолинейнее.
– Как тебе вообще духу хватило явиться сюда, подстилка варнайская? – рявкнул он, едва я переступила порог его лавки. – Что, любовничек твой кровавый подох в Красной Пустыне, тебя и поперли со сладкого места, где всей работы – ноги раздвигай по команде? Пошла вон отсюда, шлюха. И лучше убирайся из города, пока тебя не спалили вместе с твоим притоном. Ни один уважающий себя оринградец не переступит его порог.
Даже не знаю, что меня выбило из колеи больше: оскорбления в мой адрес или то, как он говорил о Шелтере. Только ответить я не смогла. Просто не нашла слов, молча повернулась и ушла, думая лишь о том, как не расплакаться прямо там.
Получилось. Расплакалась я, переступив порог кафе. Или того, что им когда-то было, потому что кафе без еды не бывает.
