— Заплатить…
Джиад не верила своим ушам. Что он думает? Что это так… просто? И зачем ему это? И…
Она набрала воздуха, чтобы высказать все, что думает о такой глупой мысли, но воздух вдруг кончился. То есть нет, кончилась злость. И желание спорить. И вообще все, кроме простого осознания, что неподъемная цена ее свободы — не так уж много для короля, который предлагал купить Арубе новый храм. Про то, что когда-то она ждала подобного предложения от Торвальда, Джиад не сказала бы и под страхом смерти.
— Ваш… отец не согласится, — непослушными губами проговорила она. — И я не могу…
— Еще как можешь. И отец будет только рад. За жизнь наследника никакая цена невелика, — с бесконечной уверенностью сказал Алестар. — Джиад, не упрямься. Я никогда не смогу изменить прошлого, но будущее — могу. Если кто-то и создан для счастья — так это ты. Захочешь — останешься в своем храме, но по доброй воле, понимаешь. И если… — он замолчал, но продолжил с явным усилием, — если ты кого-то встретишь… кто сделает тебя счастливой… ты сможешь уйти с ним. Лучше уж тебе будет хорошо без меня, чем плохо со мной. Любые деньги — это очень мало за такое…
— Спа… сибо…
Она бы разрыдалась снова, если бы слезы не кончились уже давно. Так что Джиад сделала единственное, что сейчас могла, — потянулась и коснулась губ принца быстрым поцелуем, совершенно не боясь того, как это можно понять. И замерла, как замер, даже дыхание затаив, и сам Алестар.
ГЛАВА 12. Золото и жемчуг
Как она уснула после того злосчастного разговора, Джиад не помнила. Просто в какой-то момент ее обволокло тяжелое, но не удушливое тепло, проникая в каждый уголок измученного тела, а плотная вода превратилась в колыхание волн, поднимающих и опускающих Джиад в странном ритме под биение огромного глухого барабана. В надвигающемся сне она точно знала, что это чье-то сердце, но не понимала — чье. А потом и это стало неважным, только волны укачивали ее с материнской заботой, как воспоминание из самого-самого далекого детства. Такое раннее, почти стертое… А может, оно и вовсе никогда не существовало, просто редкий ребенок в храме не придумывал себе совсем другую жизнь и родителей, которых никогда не знал.
Что-то очень глубокое и болезненное, как давно зажившая и все-таки иногда ноющая рана, растревожил в ней прошлый день, за который сейчас было стыдно, но как-то не всерьез, не по-настоящему. Да, она вела себя недостойно жрицы Малкависа. Но она давно ступила на дорогу, которая неминуемо должна была увести ее прочь от храма, и случилось это по дозволению самого Малкависа. Если, конечно, тот сон в лихорадке Зова не был бредом.
Окончательно запутавшись, Джиад просто глубоко вздохнула, не торопясь поднимать приятно тяжелые веки. Ей, наконец-то, не было холодно, и тянущая боль в пояснице отступила, а вместе с ней ушла буря чувств, туманящая рассудок. Все-таки это было странно… Ведь совершенно точно талисману еще не вышел срок, да и действие его в последние месяцы очередного года становилось слабее, так почему все это? Не иначе, Зов и жизнь под водой нарушили какое-то равновесие в ее теле. А может, и запечатление постаралось?
Она все-таки лениво приоткрыла глаза и обнаружила, что по уши закутана в ворох покрывал, толстым мягким слоем облепивших тело. И это тоже было непривычно: какой страж позволил бы себе лишиться возможности в любой момент вскочить и схватить оружие? А у нее и оружия-то нет, если не считать нож близнецов, снятый вместе с поясом и лежащий на постели в ногах. Убрать, кстати, надо, а то Жи погрызет кожаные ножны.
Мысли текли ленивые и расслабленные, словно что-то притупилось в ней после вчерашнего. Или, наоборот, раздвинулись некие границы, так что теперь все воспринималось иначе. Умом понимая, что храмовые требования заставляют стыдиться такого поведения, Джиад всей сутью отказывалась чувствовать свою вину. Какое, оказывается, облегчение — позволить себе хоть иногда побыть слабой! Как сказал рыжий: и море не закипело. Где он, кстати?
Джиад приподнялась и наткнулась взглядом на спящего рядом — только руку протяни — принца. Вот уж кому не было холодно. Разметавшись по ложу, обнаженный Алестар даже руки раскинул, будто обнимая все море, и улыбался во сне. Огромный пышный плавник, похожий на серебристо-прозрачное кружево, принц расстелил по кровати, и тот слегка колыхался краешками в едва заметном течении внутри комнаты. Джиад бросила вороватый взгляд на безмятежное лицо принца, пригляделась внимательнее… Нет, точно спит. Не удержавшись, она осторожно выпутала из одеяла ногу и пальцами коснулась блистающей серебряной роскоши. Совсем чуть-чуть, только попробовать, действительно ли на ощупь так мягко, как на вид…
Плавник лежал на ложе совершенно неподвижно, она быстро убрала ногу, чувствуя себя глупо и странно смешно, и тут услышала лениво-расслабленное:
— Мой хвост в полном твоем распоряжении, можешь просто пощупать.
Не открывая глаз, принц все так же якобы спал. Джиад залилась краской, кляня себя за любопытство, и неловко отозвалась:
— Прошу прощения. Я… нечаянно.
— Конечно, — кротко отозвался Алестар, распахивая ресницы над смеющимися, невозможно наглыми глазищами. — Я так и подумал. Знаешь, я раньше считал двуногих уродливыми. Эти ваши пальцы на ногах, да и сами ноги… Дурак был, признаю. Под водой ты и правда странно двигаешься, а вот на суше…
Он приподнялся на локте, весело посмотрев на смущенную Джиад, убрал со лба выбившуюся из прически прядь и продолжил вроде бы не всерьез, но с мягкой настойчивостью:
— На суше ты очень красиво ходишь. Я видел тогда на острове. А людям наши хвосты нравятся?
— Да, — ровно сказала Джиад. — Люди считают вас красивыми.
Она отвела взгляд от лица самодовольно улыбнувшегося принца и не удержалась:
— Хвост прекрасен, ваше высочество. Совсем как у павлина.
— У павлина? А кто это?
Подтверждая сказанное о красоте, Алестар плавно взмахнул предметом обсуждения, и великолепный блестящий веер плавника опустился на бедра Джиад, скрытые, к счастью, одеялом.
— Птица такая, — невинно сказала Джиад. — Очень красивая. Если распустит хвост, всю эту кровать накрыть можно.
— Ого…
Судя по вытянувшемуся лицу, Алестар сравнил размеры и понял, что соотношение не в его пользу.
— Но… все-таки я похож? — уточнил он, немного подумал и решительно поинтересовался: — Так, а в чем подвох? С этим… павлином?
— Что? Какой подвох? — растерялась Джиад, уже жалея о начатом разговоре.
— Такой. Я-то знаю, что я красивый. Всю жизнь вокруг твердят, надоело уже. Только ты никогда не похвалила бы меня именно за это просто так. А если похвалила, значит, с этим павлином какой-то подвох. Ну, скажи, я не обижусь. Интересно же.
Усмехнувшись, он откинулся на подушку, глядя на Джиад блестящими яркими глазами, в которых и впрямь светилось чистое азартное любопытство. Она невольно устыдилась, потому что вспомнила павлина не только за роскошный хвост и привычку им красоваться, но и за чрезвычайную глупость. А это, выходит, было как раз несправедливо…
