— Это будешь не ты. Да и не я, если уж на то пошло. Кто-то другой в наших масках. Они украдут то, что могло бы случиться у нас, но уже никогда не сбудется. Фальшивая любовь, как блики на воде, красивые, но пустые. Прости, Джи… Я… опять сорвался.
Он вдруг оказался еще ближе, словно вода толкнула их друг к другу. А может, это сама Джиад перестала удерживаться на месте, позволив себе мгновение слабости. Она точно знала, что пожалеет об этом. Но потом! А сейчас ей перестало хватать воздуха, словно амулет, висящий на груди, рассыпался в пыль, и единственным шансом на спасение остался глоток чужого дыхания.
Джиад сама потянулась к нему, первой, зная и смиренно принимая, что ей не будет за это прощения. Страшась, что не успеет, будто Алестар вот-вот исчезнет навсегда. Краешком сознания пытаясь понять, как это получилось, что она, ненавидящая его раньше, отказавшаяся от него потом, целует мягкие прохладные губы, закрыв глаза и чувствуя, что во всем мире остались только они с Алестаром и их поцелуй. Неважно, что вокруг бездонная и бесконечная толща воды, неважно, что совсем рядом, за несколькими стенами, мужчина, которому Джиад не клялась в верности, но безмолвно ее обещала. И что она вовсе не собиралась никогда целоваться с Алестаром! И что это так мучительно сладко, нежно, горячо и обреченно! И его руки на ее теле, не сжимающие, не принуждающие, а бережные и надежные. И сердце стучит, словно копыта скакуна, уносящего от самой лютой беды. Или, наоборот, несущего к счастью…
Джиад опомнилась, когда ей в самом деле перестало хватать воздуха. Отстранилась, и Алестар неохотно отпустил ее, продолжая держать ладони на ее плечах. И в этом подобии объятия Джиад вдруг почувствовала себя не сильным стойким воином, а величайшей, но невообразимо хрупкой драгоценностью. Она — Страж! Рядом с этим юнцом, лишь недавно получившим право называться мужчиной, и вовсе не за постельные подвиги, а за взятую на себя ношу правителя, она замерла, ожидая, что он сделает, и смертельно страшась этого. Умом понимая, что нужно отпрянуть, сказать, что это ничего не значит, и бежать, бежать… Лучше всего — сразу на землю! Но хотя бы подальше…
— Я люблю тебя, — сказал Алестар, снова склоняясь к ней так, что еще немного — и поцеловал бы, но не коснувшись губ. — Люблю больше жизни, и этого ничто не изменит. У меня нет права на твою любовь, я ничего от тебя не требую и не прошу. Просто хочу, чтобы ты это знала, когда уплывешь искать свою судьбу. Мое сердце — это ты.
Он помолчал, а потом продолжил с пугающим спокойствием:
— Не беспокойся, это больше не повторится. Ты… ведь побудешь здесь еще немного? Я кое-что придумал насчет Аусдранга, но мне нужно несколько дней. Джиад, я не приказываю, я прошу — не торопись. Позволь мне позаботиться о твоей… о вашей безопасности. Это ведь не оскорбительно, принять помощь от… друга? Я понимаю, что ты меня сейчас просто пожалела.
Она должна была сказать, что это не так! Что она сама хотела этого поцелуя, что должна была разобраться, понять, почувствовать… Но так ведь ничего и не поняла, только запуталась еще сильнее!
Поэтому Джиад молча кивнула, не доверяя своему голосу, а потом все-таки сказала неуверенно и почти просительно:
— Я останусь, пока это необходимо.
Кому из них двоих необходимо, ему или ей, она не смогла уточнить, да в этом и не было нужды. Алестар тоже молча поклонился ей, как равной, и, мощно двинув плавником, уплыл. Пока он не скрылся за поворотом, Джиад смотрела вслед, то ли надеясь, что иреназе обернется, то ли боясь этого. И только потом поднесла ладони к горящим щекам, прошептав:
— Какая же я дрянь… Зачем я с ним так? И с ним, и с Лилайном…
Она почти с испугом обернулась и поглядела в сторону спальни. Дождалась, пока сердце успокоится, а с лица сойдет румянец. Не хватало еще, чтобы Лил что-то понял! И лишь затем торопливо поплыла обратно, впервые в жизни не смея просить Малкависа о должном самообладании. И не зная, кого только что предала этим поцелуем: Алестара, Лилайна или саму себя.
* * *
Алестар доплыл до своих покоев, едва не свернув по привычке в сторону бывшей спальни Джиад. Усмехнулся горько и зло. Не на жрицу, конечно, злясь, а самого себя, на миг поверившего, что волна может разбить скалы. С прибоем такое случается, он и в самом деле подтачивает берег, о который бьется веками, но сердце Джиад крепче любого камня. И дело не в том, что сам Алестар устал ждать и надеяться, а в том, что он не мог требовать от Джиад любви, зная, что она не хочет остаться в море. Человеку — человеческое! А море — удел иреназе. Здесь для нее ничего родного, привычного, любимого. И тоска в черных глазах, которую Алестар все чаще ловил, будто мгновенный блик солнца на гладком камне, говорит об этом безмолвно, однако честнее любых жалоб. Да, она позволила себя поцеловать. Но это было так неожиданно, странно и безумно, что он почти не поверил в случившееся. И только губы еще горели, подтверждая: не сон. Явь, но та, которая уже не повторится, не стоит и мечтать…
Возле дверей его спальни плавали, не считая охранника, целых трое иреназе. Ираталь, которого Алестар ждал, казначей, о котором он забыл, и, внезапно, Реголар, начальник охраны Эргиана.
— Давайте сюда и можете быть свободны, — устало сказал Алестар, забрав у казначея стопку мелко исписанных табличек.
Ведомости расходов и доходов, чтоб их. Но сам велел принести, да и заняться этим следовало давно. Казначей поклонился и уплыл быстро, как потревоженный маару, явно опасаясь, что королю взбредет в голову потребовать еще что-нибудь. А время, между прочим, перевалило за полночь.
Алестар посмотрел на кариандца.
— Мой повелитель Эргиан просит ваше величество о встрече, — склонился тот, прижав руку к сердцу. — Он велел передать, что дело срочное и некоторые новости лучше узнать раньше, чем слишком поздно.
— Отправляйся за ним, — кивнул Алестар. — Скажи, я жду.
Открыл дверь, пропуская Ираталя, а гвардейцу, дежурящему у двери, приказал:
— Меня ни для кого больше нет. Кроме тир-на Эргиана и… каи-на Джиад, если вдруг…
Осекся, понимая, что это глупость — надеяться на такое, и проплыл в спальню. Ираталь замер у стола, и Алестар, подплыв туда же, сгрузил высокую стопку тяжелых табличек из кости, металла и дерева. Дернул рычаг и велел заспанному слуге, появившемуся на пороге:
— Тинкалы, горячей и побольше. И поесть чего-нибудь.
В желудке немедленно противно засосало, а в глазах даже слегка потемнело, словно тело только сейчас вспомнило о голоде.
— Рассказывайте, Ираталь, — попросил Алестар, отплывая к кровати. — Какие новости?
— К сожалению, почти никаких, тир-на, — доложил начальник охраны. — Амо-на Герлас и его жрецы продолжают искать Каришу. Амо-на поставил ловушки в некоторых проходах под дворцом и просил передать вам, что будет искать мерзавку, пока море не высохнет. В кабинете Тиарана в храме Троих никаких улик не обнаружено. Ни писем, ни дневников… Но учитывая обстоятельства, этого трудно было ожидать.
