Дебби начала излагать свои обвинения более детально, говоря неестественно спокойным и отстраненным голосом. К двадцатитрехлетней Кристен, их старшей дочери, недавно вернулись воспоминания о том, что отец ее насиловал. Кристен также рассказала своей сестре, пятнадцатилетней Дженнифер, что она вроде бы видела, что отец домогался и ее тоже. После того как Кристен позвонила психотерапевту Дженнифер и рассказала ему о своих опасениях, он сразу же позвонил Дебби, и вместе они решили обратиться в органы опеки.
– В органы опеки? – переспросил Даг. Он не мог поверить своим ушам.
Дебби кивнула.
– Психотерапевт Дженнифер и социальные работники из органов опеки сказали нам, что будет лучше, если ты на время съедешь.
– Но я не насиловал своих детей! – запротестовал Даг.
– Меня предупреждали, что ты, вероятно, будешь все отрицать.
– Я не могу во все это поверить.
– Отрицание означает, что ты опасен.
– Пожалуйста, Дебби, ты должна сказать мне… что я сделал?
– Ты просто категорически все отрицаешь.
* * *
Три недели спустя Даг сидел в кабинете психотерапевта, готовясь к проверке на предмет сексуальной девиации. Дебби поставила перед ним ультиматум: либо его протестирует квалифицированный специалист, либо она будет настаивать, чтобы он ушел из дома и никогда больше не виделся с детьми. Даг был мужчиной сорока с лишним лет, небольшого роста и худощавого телосложения. На нем был костюм-тройка и толстые очки от близорукости. Даг нервничал, отчаянно желая выяснить, что же все-таки спровоцировало катастрофу, обрушившуюся на его семью. Поскольку он работал юристом по вопросам материальных ресурсов в крупной лесопромышленной компании, ему было не привыкать решать проблемы, улаживать споры и находить компромиссы. Он твердил самому себе, что, если все просто поговорят друг с другом, открыто выскажут свои мысли, чувства и опишут известные им факты, семья сможет прийти к какому-то компромиссу и жизнь снова вернется в нормальное русло.
Но никто не хотел с ним разговаривать. Никто не говорил ему, что такого он якобы совершил со своими детьми. Дженнифер ушла из дома и переехала к подруге. Он написал ей письмо, но, прежде чем осмелиться послать его, попросил Дебби его прочесть и одобрить содержание. Дебби сказала, что передаст письмо Дженнифер, но Даг не знал, сделала ли она это на самом деле. Когда он спросил, можно ли ему пойти вместе с семьей в церковь, Дебби ответила, что его присутствие будет «неуместным». Она даже не позволяла ему оставаться наедине с двенадцатилетней Анной, их младшей дочерью, которая ни в чем его не обвиняла.
Всего за три недели вся его жизнь превратилась в руины. Даг чувствовал замешательство, безысходность, смятение. Иногда он просто начинал рыдать ни с того ни с сего. Он не мог работать, потому что был не в состоянии сконцентрироваться на сложных юридических вопросах. Друзья и коллеги пытались его утешить и дать совет, но их старания лишь усиливали его отчаяние. Адвокат по уголовным делам велел Дагу внимательно следить за тем, что он говорит и делает. «За последнее десятилетие расплодилось много плохо обученных и идущих на поводу у политиков специалистов по случаям сексуального насилия, – объяснил ему этот адвокат, – и у них есть как минимум две причины не помогать человеку, обвиненному в изнасиловании. Во-первых, они боятся, что на них подадут в суд за профессиональную некомпетентность (а что, если вы пойдете и еще кого-нибудь изнасилуете?), а во-вторых, органы детской опеки не хотят иметь ничего общего с психотерапевтами, которые встают на сторону защиты. Все сводится к деньгам. Психотерапевт не может заработать, встав на сторону защиты».
– Господин Нейгл, – прервал его раздумья чей-то глубокий голос. Доктор Баркер пожал Дагу руку и повел его в темный кабинет со стоящими вдоль стен книжными шкафами и удобными мягкими креслами. После предварительного обмена любезностями психолог попросил своего нового клиента описать беспокоившую его проблему.
Даг рассказал свою короткую историю – единственную версию событий, которая была ему известна. Жена сообщила ему, что его старшая дочь, Кристен, обвинила его в изнасиловании. Кристен считала, что он также насиловал и ее младшую сестру Дженнифер. Ему не рассказали никаких подробностей о предполагаемом преступлении – когда, где и как это якобы произошло, и он не знал, была ли Дженнифер согласна с сестрой в том, что отец ее изнасиловал.
– Я понятия не имею, в чем меня обвиняют, – сказал Даг, отчаянно пытаясь держать эмоции под контролем. – Дебби до сих пор ничего мне не объяснила, а я не помню, что насиловал своих детей. Я стараюсь ответственно относиться к обвинениям – я даже пытался убедить самого себя, что это действительно могло произойти и что мои воспоминания тоже оказались вытеснены, как у девочек. Вытеснение – так Дебби называет этот процесс. Я готов принять такую версию. Но я не понимаю, как я мог надругаться над собственными детьми и ничего об этом не помнить, ни единой детали. Мне кажется, что это невозможно, хотя, по словам Дебби, с людьми постоянно происходит подобное.
Даг заплакал.
– Мне очень тяжело, – сказал он извиняющимся тоном, но даже не пытаясь утирать слезы. – Я совсем запутался и очень расстроен. Меня в чем-то обвиняют, но я не знаю, что натворил. И я понятия не имею, что мне теперь делать, куда пойти, к кому обратиться за помощью.
– Я могу порекомендовать вам две вещи, – сказал доктор Баркер, дав клиенту минуту, чтобы взять себя в руки. – Во-первых, я думаю, что вам стоит пройти проверку на наличие сексуальной девиации. А во-вторых, я настоятельно рекомендую вам начать продолжительный курс психотерапии, чтобы вам было легче справиться с ситуацией. Я могу помочь вам с одной из этих вещей, но только с одной.
После недолгого обсуждения Даг согласился обратиться к женщине-психотерапевту. Он хотел, чтобы в сеансах участвовала его жена и дочери, и думал, что им будет комфортнее разговаривать с женщиной. Он попросил доктора Баркера провести тест на наличие сексуальной девиации.
– Вы много раз проводили подобные тесты? – спросил Даг.
– Более двух тысяч раз.
«Две тысячи раз!» – подумал Даг. Это показалось ему довольно большим количеством тестов для одного относительно молодого психолога. Дагу понадобилось определенное мужество, чтобы задать следующий вопрос: – Сколько человек из тех двух тысяч, по вашему мнению, были невиновны?
Доктор Баркер на мгновение замешкался.
– Один, может, двое, – наконец ответил он.
* * *
Во время второго сеанса Даг прошел целый ряд психологических тестов, после чего доктор Баркер стал детально расспрашивать его о половой жизни. Даг не привык столь откровенно разговаривать на такие личные темы: он относился к поколению примерных детей, юность которых прошла под музыку Элвиса Пресли и фильмы с Сандрой Ди и которым как раз исполнилось тридцать, когда застрелили Джона Кеннеди. И все же он старался перебороть смущение и ответить на все вопросы абсолютно честно.
