– Все упирается в доказательства, – объясняла я Элен Басс. – В случаях с амнезией у нас есть медицинские документы – неоспоримое, надежное свидетельство того, что была получена травма и что потеря памяти связана именно с ней. Но где же доказательства в этих историях с вытесненными воспоминаниями? Вы можете доказать мне, что какой-нибудь человек, вроде Глории Грейди, способен пережить бесчисленные сексуальные и ритуальные пытки, а затем вытеснить абсолютно все воспоминания о каждом из этих инцидентов, продолжая верить, что у него счастливая и ничем не примечательная семья? Вы можете доказать утверждение Бетси Петерсен, что после двадцати лет насилия со стороны собственного отца можно вытеснить абсолютно все воспоминания об этом? Вы можете доказать, что, как заявляет Розанна Арнольд и многие другие, человек способен вытеснить воспоминания о насилии, которому подвергался в младенчестве, а затем внезапно вспомнить их во всех деталях? Все, чего я прошу, – так это доказательств того, что вытеснение – распространенное явление и что человеческий мозг имеет обыкновение именно так реагировать на психологическую травму. – Я устала от разговоров. – Это все, чего я прошу, – доказательств.
– Но разве эти случаи сами по себе уже не являются доказательством? – спросила Элен. – Разве тот факт, что к тысячам людей по всей стране возвращаются вытесненные воспоминания, не доказывает, что вытеснение существует? О каких подтверждениях может идти речь, если свидетелями события были лишь два человека и один из них никогда не расскажет правду?
– Я бы хотела увидеть какие-нибудь доказательства того, что мозг именно таким образом реагирует на травму, – откликнулась я. – Я бы хотела увидеть подтверждение заявлений о том, что травматичные воспоминания отпечатываются и особым образом кодируются в мозге, а затем сохраняются в отдельном уголке нашего сознания. Я бы хотела увидеть убедительные доказательства в пользу частных обвинений, основанных на предположительно вытесненных и заново извлеченных воспоминаниях.
Мы зашли в тупик. Будучи активисткой, борющейся за права жертв насилия, Элен считала, что вера – это дар, который психотерапевт несет своим клиентам. Слишком много лет женщинам не верили, а жертвы сексуального насилия были вынуждены жить в одиночестве, храня свой тягостный, постыдный секрет. Произнося эти три слова – «Я вам верю», – психотерапевт дает своим пациентам разрешение выразить боль словами и вслух рассказать о пережитом насилии и надругательстве. Как же может психотерапевт, дав это разрешение, пойти на попятную и потребовать доказательств?
– Вы, по крайней мере, верите, что вытеснение возможно? – спросила Элен, когда мы приготовились уходить. – По-вашему, есть вероятность того, что оно существует как некий защитный механизм?
– Я полагаю, это все равно, что верить в Бога, – ответила я, пока мы шли по коридору в сторону лифта. – Все зависит от определения. Если под словом Бог понимается реальное, физическое существо с парящей в воздухе белой бородой, восседающее на райском троне в окружении славящих его ангелов, тогда я вынуждена сказать: «Нет, я не верю в Бога». Но если понимать Бога как теорию, как вероятность, тогда я могла бы сказать: «Да, я верю в теорию о том, что где-то там может существовать нечто, но я хотела бы увидеть доказательства, прежде чем смогла бы назвать себя верующей».
Ту же логику рассуждений можно применить и к вытеснению. Если определять вытеснение как процесс, при котором разум человека решает выборочно спрятать некоторые воспоминания в отдельном, тайном ящичке, а затем спустя десятилетия они возвращаются совершенно нетронутыми, тогда мне придется ответить: «Нет, ничто из того, что мне доводилось наблюдать, не позволяет мне поверить в справедливость такой интерпретации». Но если под словом «вытеснение» понимается теоретическая вероятность, редкий и необычный каприз нашего разума, который возникает как реакция на ужасную психологическую травму, тогда я не могу сразу отвергнуть эту теорию. Тогда мне придется сказать: «Да, такое возможно, но мне необходимо увидеть доказательства, чтобы действительно в это поверить».
– Но как же доказать, что наш разум вытесняет эти воспоминания? – спросила меня Элен. – Как вообще можно продемонстрировать с какой-либо долей научной точности, как работает этот механизм?
– Но должно же быть какое-то обоснование для судебных исков на миллионы долларов и ссор у смертного одра, единственной причиной которых служит теория о том, как работает наш разум?
– Не только теория, но и воспоминания.
– Воспоминания, которых не существовало до тех пор, пока кто-то не высказал предположение о них.
Мы посмотрели друг на друга так, словно стояли по разные стороны глубокого идеологического ущелья, которое пролегло между нами. Какая вера смогла бы заставить одну из нас перепрыгнуть на другую сторону и отказаться от всего, ради чего мы так упорно трудились?
– Психотерапевты – не священники, а вытеснение – не теология, – мягко произнесла Элен.
Я кивнула, но без особой уверенности.
* * *
Меньше чем через месяц после того, как я встретилась с Элен Басс, в журнале The New York Times Book Review появилось эссе, которое подлило масла в огонь и без того напряженного спора о терапии по восстановлению вытесненных воспоминаний. Эта появившаяся на первой полосе статья под заголовком «Опасайтесь конвейера жертв инцеста» была написана психологом Кэрол Теврис, автором снискавшей одобрение критиков книги «Ложная мерка для женщин» (The Mismeasure of Women). В начале статьи Кэрол анализирует список симптомов, приведенный в книге «Мужество исцеления» («Вы чувствуете себя плохой, грязной и испытываете стыд», «Вы ощущаете неспособность защититься, когда находитесь в опасности», «Вам сложно сохранять мотивацию»). Хотя предполагается, что список предназначен для выявления последствий инцеста, Теврис недвусмысленно указывает, что он настолько универсален, что «нет ни одного человека, который не узнал бы в этом описании себя».
Теврис сурово критикует недалеких, жадных до денег и власти и потому взявшихся за перо активистов:
Проблема заключается не в том, какие советы они дают жертвам насилия, а в том, что они сами создают их – расширяют рынок пациентов, которых затем можно лечить, используя психотерапию и книги по самопомощи. Поэтому все книги, написанные для жертв насилия, руководствуются одной и той же формулой, основанной на некритическом принятии определенных постулатов о природе памяти и психологических травм. Они предлагают простые ответы, в то время как психологи-исследователи ставят сложные вопросы.
Теврис пишет прямолинейно, остроумно и цинично. Она обличает «инцестуальные» отношения между книгами, предназначенными для жертв инцеста, утверждая, что такие книги одна за другой «порождают» себе подобных, и скоро весь мир будет кишеть этими созданиями, которые приходятся друг другу дальними родственниками и несут в себе один и тот же заведомо дефектный генетический материал. «Из поколения в поколение» эти книги передают друг другу генетический код с недостающими или неполноценными хромосомами информации.
