Тем не менее она выжила. Козы, очевидно, крепче, чем представляют себе авторы учебников. Она даже как будто нас полюбила. Когда Тим водил ее в Долину попастись вдоль обочины, стоило ей нас увидеть, она бежала к нам, таща за собой свой поводок, а Тим снисходительно бежал за ней. Она не заморачивала себе голову насчет калитки, а просто перескакивала через стену ограды и бросалась к нам, исступленно виляя хвостом. Разве это не чудесно, восторгалась мисс Веллингтон – то, как этот милый маленький зверек нас обожает.
Конечно чудесно, но это не очень помогало стене. Стена ограды сложена без раствора и легко обрушается. Если Аннабель тоже была на лужайке (ей совсем не нравилась Полли), Полли опускала голову и делала вид, что хочет боднуть Аннабель. Аннабель поворачивалась задом, изготовившись брыкаться. Пара ног предостерегающе выдавалась вперед, словно два ударника в дробовике, – нам всегда приходилось поспешно подбегать, чтобы выхватить Полли с линии огня.
Не легче обстояло дело, когда с нами были кошки. Шебалу съеживалась, скашивала глаза и рычала, как тигр, тогда как Сесс занимал атакующую позицию. С выгнутой, словно шпилька для волос, спиной, с распушенным, словно ершик для дымохода, хвостом, поджав голову, он наступал на нее боком, на тонких негнущихся лапах, точно краб. Эффект был несколько подпорчен его торчащим под неправильным углом хвостом, но не было сомнения, что наш смуглый парень действует на полном серьезе. Тим хватал Полли за ошейник, я подхватывала Сеску, который спешил воспользоваться этим, чтобы разразиться самым истошным воем. Пусть скажет спасибо, что меня удерживают, заявлял он с безопасного места на моем плече. Спусти его на землю – уж он бы ей показал.
Он бы мог. Являясь самым бесстрашным котом из всех, какие у нас были, хотя мы не можем определить, что это: врожденная смелость или просто бестолковость. Определенно ни кошки, ни Аннабель не позволили бы нам держать свою собственную козу, хотя мы так любили Полли, что порой задумывались над этим. Впрочем, лишь мимолетно. Всегда происходила какая-то ситуация, которая подтверждала сведения неудобства содержания козы. Как в тот раз, когда нас могли бы арестовать, будь общественность более наблюдательна.
Это было, насколько я помню, как-то в феврале. Тим и Лиз собирались уехать во второй половине дня, и Тим сказал, что они могут немного припоздниться. Не страшно, если Полли останется во дворе до темноты. Но не могли бы мы в районе полшестого ее запереть и дать ей бутылочку молока?
Конечно, мы могли. Обычно я подогревала бутылку на кухне и просто приносила ее к ним, выше по холму. В тот день, однако, нам надо было съездить в город, чтобы привезти аккумуляторную батарею для машины, поскольку наша старая явно садилась. Это был мрачный день, и я сжималась при мысли о том, как придется возвращаться домой, подогревать корм и по холоду относить Полли. Именно тогда мне в голову пришла эта идея.
Было очень просто взять с собой в машину термос с кипятком, кошачью грелку и еду для Полли. Перед тем как мы выехали из города в обратный путь, я наполнила грелку из термоса, обернула ее в коврик вместе с бутылочкой для кормления… За те полчаса, что потребуются доехать до деревни, бутылочка чудесно нагреется, и мы сможем заехать и накормить ее по дороге домой, чтобы потом не возвращаться.
Почему я не избавила себя от трудов и попросту не налила нагретое питье в термос? А потому что Чарльз слишком щепетилен в отношении микробов. Бог знает, из чего состоит эта питательная смесь, сказал он, когда я предложила такой вариант. Он не хочет всего этого в термосе, из которого, вероятно, будет пить.
Что ж, наверное, это разумно и показывает его изрядную предусмотрительность. Мы прошляпили в том, что никто из нас не вспомнил о бутылочке до выезда из города. Мы были уже на полпути домой, когда я о ней подумала. Завопила Чарльзу, чтобы он остановился, и мы съехали на обочину. Я осторожно наполнила грелку водой. Теперь порядок, сказала я, обернув ее вместе с бутылочкой в коврик. Когда доберемся до дому, будет почти то, что надо. В это время Чарльз потянул за стартер, и – ничего не произошло. Батарея полностью села.
– Могло быть и хуже, – сказал Чарльз, стараясь смотреть на дело оптимистически. – По крайней мере у нас есть новая в багажнике. – Затем он всмотрелся в боковое окно. – Черт возьми! – воскликнул он. – Ты знаешь, где мы остановились?
Аккумулятор сел прямо возле пункта Военно-воздушных сил, а это было время бомбобоязни. Такое не могло случиться ни с кем, кроме как с нами.
Так и вижу, как все это выглядело. Я светила тускнеющим фонарем в багажник, в то время как Чарльз извлекал из него черный прямоугольный предмет. Пока он тащил его к передней части автомобиля, машины дюжинами освещали нас своими фарами. Он поставил его на землю возле правого колеса, где ящик умудрился выглядеть наиболее зловеще. И конечно, самый травматичный момент из всех наступил, когда он отсоединил старый аккумулятор и все огни на нашей машине погасли. Мы, вероятно, были похожи на заговорщиков Гая Фокса, бесшумно двигающихся в темноте. Каждую секунду мы ожидали услышать вой сирен полицейских автомобилей или голос из мегафона со стороны охраны пункта ВВС.
Чарльз присоединил контакты с быстротой молнии. Мы забрались в машину и понеслись домой, как на реактивном двигателе, настолько напуганные, что забыли по пути остановиться у коттеджа Тима и нам все-таки пришлось отправиться туда покормить Полли.
– Все в порядке? – спросил Тим, позвонив позднее, чтобы поблагодарить нас. Даже он едва смог поверить во все это, когда я ему рассказала.
Глава четвертая
Бывали моменты, когда коттедж выглядел сонным и бессобытийным, как если бы время в нем остановилось сто лет назад. Это бывало лишь изредка – когда Аннабель случалось в виде исключения быть вне зоны видимости на склоне холма и не следить за нами оттуда, словно полицейский надзиратель; когда кошки были дома и спали сном праведников и когда коза не громоздилась на нашей стене, как какая-нибудь горная серна. В один из таких дней после обеда я работала в саду, тыча садовой вилкой с одним отломанным зубцом в цветочную клумбу, которая была твердой, как железо, а мои мысли навязчиво крутились вокруг разнообразных проблем. Тогда в переулке, как будто бесцельно блуждая, появилась какая-то женщина.
Она вела себя как студентка Королевской академии театрального искусства, пробующая силы в роли Офелии. Отламывала ветки, держала их в руке, склоняла к ним голову, наклонялась и подбирала с земли кусочки мха, которые потом аккуратно укладывала в корзину. Добавила туда же кусок камня и посмотрела на меня, проверяя, наблюдаю ли я за ней. «Я собираю это», – бодро известила она меня.
Поскольку это было и так очевидно, я лишь сказала: «О!» Очевидно, предполагалось, что я спрошу зачем. Решив, что раз я не спросила, то мой кругозор нуждается в расширении, женщина подошла к калитке.
Она не может понять, сказала она в ходе разговора, почему местные женщины, лишь оттого, что они живут в деревне, похоже, не следят за собой. Дело не только в том, как одеваются. (На мне был обвисший свитер с дырками. На ней была шляпка с перьями и подходящий к ней жакет…) Они не следят за собой внутренне. Интеллектуально. Существуют ведь и другие вещи, кроме как убирать дом и вскапывать огород.
