Никто, конечно, в это не верил. Это была просто типичная деревенская болтовня. Поскольку каждый прибавлял что-нибудь от себя, предмет разрастался как снежный ком. Штрих, который позабавил нас больше всего, был добавлен одним из наших соседей, который время от времени выезжал по делам за границу. Очень гордый этим фактом, он всегда старался, чтобы об этом знали. В следующий раз предмет был затронут в «Розе и Короне». «Что ж, я уезжаю в Бахрейн, – объявил он. – Только бы к тому времени, как я вернусь, не было бы деревянных хижин по всему склону».
На это отводилось не так много времени, поскольку уезжал он всего на три дня. На деле же за это время не возникло ни одной избушки. Помимо того факта, что кошачий домик строился в саду – на моей лучшей цветочной клумбе, поскольку это было самое солнечное и самое укромное место, – нам потребовалось три недели солидной работы, чтобы его возвести, хотя мы гнали изо всех сил. Чтобы выкопать растения, выровнять площадку, имевшую значительный уклон, – уже на одно это требовалось несколько дней. Затем надо было уложить каменную плитку под основанием домика – сцементировать ее и подождать, пока цемент схватится. Тем временем Чарльз выкладывал рамку из брусчатки, чтобы потом на нее поставить фундамент вольера, и это было особенно важно. Доктор Френсис сказал нам, что мы можем заполнять центр площадки исподволь, когда будет время, но остов вольера надо сразу поставить на плитку. Какими бы вялыми и ослабевшими ни казались наши двое, но когда мы посадим их внутрь, то не успеем повернуться к ним спиной, как они начнут рыть туннель, словно узники в Колдице
[41]. «Сиамские кошки, – сказал он, – умеют копать не хуже кротов».
Они определенно умны. Как только домик был поставлен, наши двое немедленно его признали, фамильярно прошествовали в дверь и стали принюхиваться вокруг и фыркать. Они запрыгнули на подоконник на одной стороне и уставились в окно. Он это помнит, сказал Сесс, но почему за окном нет френсисовского сада? Он спрыгнул, пересек комнату и озадаченно встал на дыбы под другим окном. Где, требовательно вопросил он, та полка, что раньше здесь была?
Мы не стали ее устанавливать, потому что, поскольку домик был такого удобного размера, я возмечтала поработать там сама, рядом с кошками, забрав с собой пишущую машинку и наслаждаясь сонным, наполненным жужжанием пчел солнечным летним днем, в тени нависающего орехового дерева, когда воздух напоен запахом сирени… Но из-за этого не осталось места для полки под вторым окном. «В любом случае, – сказала я, поднимая Сесса на руки и показывая ему вид из окна, – это окно выходит на стену гаража. Все равно на нее будет неинтересно смотреть, не правда ли?» Но вероятно, что-то интересное там все же было. Сесс продолжал искать свою пропавшую полку все лето.
Но это я забегаю вперед. Нам все еще предстояло поставить вольер и соединить между собой болтами большие сетчатые рамы. Сесс вскарабкался внутрь первой рамы в тот самый миг, как увидел ее на месте. Она была временно установлена вертикально с помощью шестов, пока мы ее подгоняли, а остальные три стороны отсутствовали. Он был похож на бойца диверсионно-десантного отряда, берущего полосу препятствий. До верху было добрых восемь футов. Именно так, взволнованно сказал он, они обычно Бесплодно Пытались Сбежать из Лоу-Нэпа. Мама дорогая, воскликнул он, добравшись до верха, а что же случилось с крышей?!
Он настойчиво пытался выбраться из вольера, который имел только одну сторону и не имел крыши, и именно так родилась еще одна местная легенда – что он помесь с обезьянкой, как люди часто говорят о сиамцах. На самом деле в его случае они имели причину так говорить. Его изогнутый хвост наводил на мысль, что он приспособлен для хватания, и когда мне удалось уговорить его спуститься обратно ко мне на плечо из своего безвыходного положения на верху рамы, он стоял у меня на плече, обернув свой погнутый хвост вокруг моей шеи, словно им зацепившись.
Но вот наконец домик и вольер были готовы. Два дня спустя внутри заметили рыжего кота. В результате у деревни не осталось сомнений относительно наших планов. Мы открываем постоялое заведение для кошек.
И вновь они ошиблись. Кот принадлежал моей тете Луизе, которая уехала на три недели в Канаду. Сейчас она жила одна, и Рыжий был ее единственным компаньоном. Кормили его провернутым мясом и камбалой. Когда родственники пригласили ее в Виннипег, она сказала, что не может оставить Рыжего в приюте для кошек, он любит ровно в двенадцать получать свое провернутое мясо. Исходя из предположения – без сомнения верного, – что ни в одном приюте не будут соблюдать его индивидуальные часы кормления, она сказала, что поехать никак не может.
Луиза – моя любимая тетка. Она помогала меня растить. Она бы пошла для меня босиком на край света. Она непременно должна поехать в Виннипег, сказали ей мы с Чарльзом. Мы сами присмотрим за Рыжим. Нет, спать с нами ему нельзя; ему придется жить в кошачьем домике. Но это кошачий домик, достойный короля. И, искренне пообещала я ей, он будет получать свое провернутое мясо ровно в двенадцать.
Так что Луиза улетела. До аэропорта Гэтвик ее отвезла моя кузина Ди. Мы с Чарльзом не могли поехать, а не то Рыжий пропустил бы свою двенадцатичасовую кормежку. И если я и бормотала кое-что себе под нос в последующие три недели, лихорадочно прокручивая в мясорубке говядину или туша камбалу, это было ничто по сравнению с выражениями, употребляемыми Сессом и Шебалу, когда четыре раза в день они наблюдали, как он ест. Мне, конечно, не следовало устраивать ему четыре трапезы в день. Взрослых кошек кормят только дважды в день. Но я обещала Луизе, и только представьте, что он бы ослабел от голода… При мысли об этом я быстрее начинала крутить ручку мясорубки.
Когда наши двое сами гуляли по саду, они, как ни странно, почти его не замечали. Он проводил много времени, сидя в кошачьем домике у окна, и покуда не показывался в вольере, все было спокойно… Происходило ли это потому, что он был немолодым котом и осмотрительность казалась ему мудрее, чем доблесть; или это было оттого, что для нашей парочки кошачий домик ассоциировался с Лоу-Нэпом, а в Лоу-Нэпе они привыкли видеть других постояльцев… Одним словом, они, прогуливаясь взад и вперед по саду и проходя мимо кошачьего домика, едва бросали на него взгляд.
В помещении было совершенно другое дело. Боковое окно в нашей спальне выходило на вольер Рыжего, и в течение следующих трех недель его широкий – весьма кстати! – подоконник служил штаб-квартирой сиамской разведки.
«Я вижу его Уши!» (Собственная внушительная пара ушей Сесса вставала торчком, как два громадных черных одномачтовых судна.) «Он Смотрит в Окно!» (Шебалу делала это открытие, низко припав и листком распластавшись на подоконнике, точно тайный агент на вершине утеса.) «Он в вольере!» (Парочка, забыв осторожность, вдавливала носы в стекло, чтобы заглянуть вниз со второго этажа.) Они наблюдали за ним из окна спальни целыми часами. По крайней мере это отвлекает их от шалостей, сказал Чарльз. Этого нельзя было сказать, однако, в часы кормежки. Я обычно ставила Рыжему миску с едой, трепала его за ушами и быстро бежала в дом, наверх, чтобы понаблюдать их реакцию.
