Книга Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума, страница 130. Автор книги Андрей Мовчан

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума»

Cтраница 130

Каковы ваши ожидания от государства в экономике на горизонте двух лет? Сейчас считается, что 2018 год — очень важное время.

Я не думаю, что 2018 год что-то определяет. ВВП еще достаточно велик, резервы пока растут и нефти добываем много, и стоит она не слишком дешево. Конечно, проблемы потихоньку нарастают: кончаются фонды правительства, скоро начнет сказываться нехватка средств на амортизацию. Но пока деньги есть — еще долго, года до 2022 — можно не беспокоиться. Думаю, с 2018 года начнут немножко налоги поднимать, будут наращивать внутренний долг. Понемножку будут изымать свободные средства.

У населения?

У населения, у предприятий. Денег в экономике много, девать их некуда, потому что никто не хочет их инвестировать, и в обороте они не нужны, так как спрос падает. А у правительства денег мало, потому что налоги не с чего собирать, да и расходует правительство деньги неэффективно. Поэтому надо исправить перекос — с помощью налогов, заимствований, другими способами. Власти важно, помимо прочего, укреплять систему защиты стабильности, в том числе — от общества, на случай если стабильность ему разонравится. Допустим, что нефть падает до 10 долларов за баррель, хотя это маловероятно. Кто обеспечит власти еще хотя бы 3 года существования? Силовики, региональные лидеры. Значит, надо их хорошо финансировать, создавать на них резервы (у них память короткая: перестал финансировать — они тут же перестанут помогать). А большинство населения просто будет постепенно все меньше кушать. И с этим мало что можно поделать. Что толку сегодня говорить «Избыточные риски убивают экономику — нужно независимое правосудие»? Попробуйте создать независимое правосудие в стране. Вас же и отправят под это правосудие, а вместо вас начнут искать того, кто его демонтирует обратно.

Получается, сама тема экономического стратегирования сейчас неактуальна для России? Допустим, в краткосрочном периоде ничего изменить нельзя. Но осмысление горизонта в 10–20 лет — им тоже никто не собирается заниматься?

Все определяется соотношением рисков и доходов у стейкхолдеров — тех, кто реально может решать. Чтобы начались изменения, должна появиться элита, которая от этих изменений не слишком рискует, но зато много приобретает, — как это было на рубеже 1980–1990 годов. Будущего у страны не было, все это понимали, а потенциальный доход — все активы страны. Сегодня риски для элиты очень сильно перевешивают потенциальные выигрыши от перемен. Поэтому в ближайшее время об этом говорить бессмысленно. Cитуация, в которой элитам будут выгодны перемены, сложится, когда ресурсы больше не станут приносить значимого дохода.

Через 10, 15, 20 лет, может, чуть раньше или позже, должна появиться элита перемен. Но какая? Либо очень левая, которая выйдет с лозунгами «отнять и поделить». Условный Навальный объединит вокруг себя старую КПРФ и молодых силовиков, разочаровавшихся в капитализме, чтобы восстановить Советский Союз и правильно управлять оставшимися активами. Это венесуэльский сценарий. Либо генералы и полковники вместе с левыми радикалами и сочувствующими русским маршам придут к власти, чтобы создать православную республику. Это отдаленно напоминает иранский сценарий 1973 года. Либо те же самые молодые силовики, истосковавшиеся по Лазурному Берегу, пойдут за идеей, что можно упятерить ВВП и самим неплохо заработать, если пустить иностранцев. Это ближе к южнокорейскому варианту — открытая экономика, глобальные корпорации в стране, правый поворот.

Вероятность, что мы просто доживем до катастрофы, не слишком велика. Возникнет ситуация, когда для элиты потенциальный доход станет уже так мал, что они потребуют что-то наконец сделать — и что-то (необязательно позитивное) начнет происходить.

Когда это случится? Некоторые экономисты предсказывают большие трудности для российской экономики в середине 2020-х годов.

Начинаешь считать, смотришь, что происходит с ретейлом, что происходит с долей России на местном рынке, и приходишь к выводу: у нас еще на 2 года есть «плато», потом начнется спад, и еще 4–6 лет до момента, когда мы попадем в опасную зону. Это 2024–2026 годы. Но мы не понимаем запаса адаптивности нашей экономики. Мы не понимаем, что будет происходить в ее конкретных звеньях. Мы не понимаем, в конце концов, какая будет дефляция по импортным потребительским товарам. Мы цены на нефть в будущем не знаем. Мы вообще очень мало понимаем: 10 лет для экономики — это очень большой срок. Да, если все пойдет дальше, как идет сейчас, то через 8–10 лет у нас будут триггерные проблемы. Но говорить «если все пойдет как сейчас», это все равно что прогнозировать температуру в декабре на основании линейной экстраполяции графика за период январь — июнь.

Если мы так мало знаем, то стратегирование для правительства сейчас бессмысленно? А как же планы вроде «Энергетики-2030»?

У нас отсутствует возможность реального прогнозирования на срок более 3, максимум 5 лет. Кроме того, у нас задают тон люди совершенно безграмотные в прогнозировании, которые верят в то, во что хотят. Люди, которые проспали сланец, проспали водород, проспали альтернативную энергетику. И все остальное тоже проспят, потому что у них работа такая.

На что мы будем опираться при прогнозе? На прогноз корпораций? Но он делается очень простым способом — максимально занизить краткосрочный результат и максимально завысить долгосрочный. Краткосрочный мы понижаем, чтобы нам бонус платили даже за него. Долгосрочный завышаем, чтобы нам капвложения разрешали по максимуму.

Как будет выглядеть энергетика в 2030 году, не знает никто. Страна должна быть готовой к любым поворотам, это единственный способ выживать. Если страна мерит себя тем, сколько будет стоить один продукт, она страна-банкрот в любом случае. Рано или поздно этот продукт не будет приносить ей денег.

Есть известная конструкция о том, что мир делится на 4 экономических уклада: существуют центры новой экономики — «долины»; «зеленые зоны» — достаточно устойчивые государства или территории; «желтые зоны» — бывшие индустриальные страны; «черные» зоны, отключенные от современных технологий. Где мы в итоге окажемся?

Сползание — это долгосрочный процесс, а все экономическое можно прогнозировать только краткосрочно. За 10 лет экономика России ухудшится, но мы не сдвинемся в «табели о рангах» принципиально. Мы стоим сейчас в шестом десятке стран по ВВП на душу населения. От того, что мы встанем через 10 лет, скажем, в седьмой десяток, а Китай займет наше место, ничего кардинально не изменится. Мы стоим на 12-м месте по объему ВВП в мире, сразу за Южной Кореей. Ну, станем мы, скажем, на 18-е, сразу за Турцией — что с того? Контраст между Москвой и регионами будет жестче, конечно, но за 10 лет до голода и тотальной нищеты в регионах мы не доберемся. Допустим, снова начнется депопуляция, но сколько рабочей силы уйдет за 10 лет — 3 %? Что такое 3 % при безработице в 6 % и неограниченном предложении мигрантов?

Можно, конечно, поговорить о столетнем сроке. В прошлом году праздновали 100 лет левой аргентинской революции — за это время Аргентина вдвое снизила свою долю на мировом рынке. Она была претендентом на финальный забег и на призовые места, но глубоко ушла в первую лигу: стала 21-й экономикой мира по номинальному ВВП, 52-й по подушевому ВВП. Превратилась ли она в Судан или Сомали? Нет, конечно. В Аргентине люди прилично себя чувствуют. Жалуются, что все плохо, но в общем и целом там вполне ничего. Нормальная страна — Аргентина.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация