Мой старый (хотя в два раза меня младше) знакомый — талантливый молодой человек, ученый-физик, прислал в Facebook вопрос:
«Что, по вашему мнению, может в текущей ситуации сделать простой человек, который хотел бы что-то изменить? Сейчас я у многих либеральных публицистов (пардон за ярлык) читаю, что Россия идет к чему-то нехорошему, прям к катастрофе какой-то. Казалось бы, надо делать что-то здесь и сейчас, только непонятно что. В последние полгода я все больше убеждаюсь в том, что сделать ничего нельзя и что надо бежать из этой страны куда глаза глядят. Только что незавершенная диссертация и хороший научный коллектив держат».
Кажется, большинство молодых и не очень профессионалов и ученых в России (исключая, наверное, специалистов таможенного дела, государственного управления и вопросов национальной безопасности) задаются аналогичным вопросом. Может быть, мои мысли на тему помогут кому-то определиться.
Начну с того, что ответ на подобный вопрос уже сегодня занимает тысячи страниц. Формулировался он много лет, рассредоточен по трудам сотен великих философов, писателей и поэтов. Он в явном виде встречается в Библии, обсуждается философами Древней Греции, проскальзывает у Плиния Старшего. Его комментирует Раши, говорит о нем Баал-Шем-Тов, и с позиций «естественного права» изучает Борух Спиноза. Шекспир сводит его к одному монологу, а Фейхтвангер пишет о нем десяток романов. Лев Толстой предлагает на него ответ и сам его отвергает.
У этого вопроса несколько аспектов. Во-первых, аспект эгоистический. Никому, кроме спрашивающего, а часто и спрашивающему, не понятен до конца сам автор вопроса. Кто он — тот, кто решает для себя, «стоит оказать сопротивленье» или «лучше жить в глухой провинции у моря»? Чего он хочет на самом деле? «Забыться и заснуть»? «Бури»? Насколько вопрос подразумевает (используя терминологию, близкую специалистам в естественных науках) максимизацию функции полезности спрашивающего индивидуума, настолько ответ на него может дать только сам спрашивающий, чаще всего — после серьезного самоанализа и, возможно, даже прохождения специфической психотерапии, раскрывающей реальные запросы.
Ответ по-еврейски, вопросом на вопрос, может звучать так: «А вы сами чего хотите?» Вы на самом деле хотите заниматься наукой? Тогда стоит отправляться туда, где вы видите больше возможностей для работы, больше контактов с продуктивной научной средой, больше финансирования науки, больше свободы в исследованиях, — там вы сделаете для мира больше. А может быть, вы хотите славы, хотите бороться, хотите чувствовать себя героем? В этом случае стоит оставаться в России и заняться активной общественной деятельностью — в стране, где можно эффективно делать науку, герои не нужны. Или, может быть, для вас ценнее всего родной язык, друзья детства, которые никуда не уедут, улица, на которой вы жили? Тогда почему не работать спокойно? По крайней мере пока на улицах нет танков, а по квартирам не ходят штурмовики, отлавливая инородцев, геев и демократов? Да, вы меньше сможете сделать в науке, зато не расстанетесь с тем, что дорого.
Второй аспект вопроса: что на самом деле вас больше волнует — процесс или результат? Все вышесказанное относилось к процессу. Жизнь, вообще говоря, это тоже только процесс. Самое большое наслаждение нам доставляют процессы, даже если результаты приносят неприятности: великолепная опера, богатое вино, научное исследование, игра в футбол, секс — а вовсе не позднее возвращение домой, похмелье, ученая степень, потная майка или случайная беременность делают нас счастливыми. Но тем не менее результат важен, и поэтому вопрос «А что изменит моя деятельность?» тоже должен быть обсужден.
На этот вопрос и ответить легче. Экономика уже неплохо изучила исторические закономерности и с уверенностью констатирует: в истории человеческого развития существует один фактор, который многократно превышает по своему влиянию все другие. Этот фактор — наука. Если вы называете прогрессом улучшение качества и продолжительности жизни людей, то вы будете удивлены, увидев, насколько кроме науки в этом вопросе ничего не имеет значения. Мы с вами можем с грустью констатировать, что средняя продолжительность жизни в России сегодня на 13 % меньше, чем в США, — и это, видимо, следствие наличия развитой демократии в Штатах. Но в 1800 году средняя продолжительность жизни в США (да и в Европе) была в 2 раза ниже, чем сегодня: 200 лет развития науки удвоили продолжительность жизни, то есть сделали для всего мира в 8 раз больше, чем 200 лет развития демократии (которая тоже стала следствием развития науки) в США — для Штатов.
Конечно, и сегодня есть Руанда или Свазиленд, где люди в среднем живут менее 40 лет, а научные достижения как будто не могут пробиться на их территорию. Наука не напрямую влияет на качество и срок жизни людей. Наука там, где ее плодами пользуются, двигает вперед экономику. Экономика изменяет отношения в обществе, меняет идеологию и само общество. Научные достижения транслируются не только в появление смартфонов или электрочайников, но в самую суть нашей жизни. Я не буду вдаваться в подробности, описанные в классических работах по истории экономики, просто приведу примеры: изобретение водяной мельницы и удобрений остановили средневековые войны в Европе; причина того, что Китай сегодня выходит из средневековья, это изобретение электродвигателя 125 лет назад и фитинга 60 лет назад; огромный вклад в снижение преступности в мире внесло появление латекса; изобретение паровой машины победило рабство в США, а паровоза — обеспечило Штаты функционирующей двухпартийной системой и развитой демократией.
Список можно продолжать бесконечно, и чем дальше вы будете заходить, тем яснее вам будет — не лидеры, не движения, не герои меняют жизнь народов к лучшему: это делает наука, трансформирующая экономику и общество — лидеры и герои появляются «вовремя», создавая «лицо» перемен, но не являясь ни их авторами, ни их причиной. Верно и обратное: деградация науки — и особенно деградация экономики — меняет жизнь к худшему, и никакие герои не могут этому процессу помешать.
12 лет назад рост цен на нефть на мировом рынке позволил России построить атавистичную и примитивную ресурсную экономику. В рамках этого «строительства» шла активная деградация не только социальных, но и научных институтов. Пока нефть (даже упав в цене сегодня) обеспечивает наш торговый баланс, никакой лидер, никакой гений или герой не в силах оттащить народ от кормушки, через которую идет раздача государством объедков с нефтяного стола, и от поилки, через которую льется патриотическая «водка». Это сделают другие — или группы инженеров, опирающиеся на несколько научных достижений (аккумуляторы быстрого заряда и высокой емкости); или прорыв в эффективности сланцевой нефтедобычи; возможно — ториевый двигатель; может быть — управляемый синтез; или все это вместе. Но нефть упадет в цене так, что не будет хватать на раздачи, и страна вдруг сама собой изменится — как это произошло в 1985–1990 годах. Что 25 лет назад так повлияло на советское общество, которое в 1968 смогло вывести только 7 человек на Красную площадь в знак протеста, а в 1990-м выводило по 3 млн на Манежную? Цена на нефть в сочетании с истощением экономики СССР гонкой вооружений, больше ничего.
Я бы не доверял рассказам политиков и общественных деятелей, которые утверждают, что ваше включение в их игры может изменить мир. Политика — это почти всегда борьба безумцев с подлецами за счет дураков. Если вы не безумец и сознательно не хотите быть подлецом — я бы советовал держаться подальше от политики и всего, что с ней связано: и потому, что это очень грязное дело, и потому, что оно в конечном итоге бесполезно — как я уже сказал выше, все решает состояние экономики, определяемое, в частности и в основном, уровнем развития науки. Я думаю, что вывод достаточно однозначен: вы наиболее эффективно изменяете мир к лучшему, занимаясь наукой (и/или всем, что связано с внедрением и распространением знаний и научных изобретений), делая это там, где вам комфортнее всего и где ваши занятия наиболее продуктивны.
