Книга Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума, страница 45. Автор книги Андрей Мовчан

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума»

Cтраница 45

Снятие с себя персональной ответственности в обществах подобного рода будет характерной разновидностью психологической «игры». Разумеется, такое общество встречает в лице государства (элиты, власти) «дополнительного игрока»: власть с удовольствием становится «дедушкой-патриархом», обеспечивая себе выгодный контроль над индивидуумами-детьми через контроль над «родителем» — обществом. Навязывая отказ от демонстрации и одновременно эпатажно демонстрируя себя, поощряя инфантилизм и иждивенчество и одновременно практикуя гиперконтроль общества и вседозволенность элиты, власть приучает общество к неспособности за себя отвечать, принимать решения, выбирать свою судьбу и ту же власть. Важную роль в таком процессе играет внедрение избыточного числа правил и обрядности, в том числе обрядовой религиозности.

Обрядовая религиозность — естественное свойство общества низкой ответственности и важная часть системы управления заведомо неспособными на самоуправление субъектами. Неудивительно, что в обществах, в которых сильна обрядовая религия, именно она становится центром борьбы за «соблюдение правил», борьбы, ведущейся только с провокацией, а не с самим действием, эти правила нарушающим. Строгая одежда, сокрытие тела, раздельное моление и принятие пищи, запрет на прямой взгляд, на нахождение в одном помещении за закрытыми дверьми, по версии авторов, призваны защитить от преступления, но параллельно вызывают ощущение пребывания в обществе маньяков, которые не способны думать о Боге, если рядом женщина, а уж если увидят голую женскую ногу — потеряв рассудок, бросятся насиловать.

С другой стороны, содержание свода норм и правил общественной морали, в том числе промотируемых обрядовой религией, не имеет для власти, ее насаждающей, почти никакого значения, как не имеет никакого значения, куда и когда маршируют на плацу солдаты: цель строевой подготовки, как и религиозных систем, состоит в обеспечении контроля сознания и действий подопечных, в возможности управления их поведением в нужный момент. Нет ничего удивительного в том, что находится православный активист, который, выслушивая с амвона проповеди о всепрощении и миролюбии, жестоко бьет хрупкую женщину, безобидно стоящую с плакатом у здания суда: он привык не отвечать за свои действия, а выполнять прямые или скрытые приказы, особенно если они совпадают с его желаниями. В этом смысле и строгости одежды, и ограничения контакта мужчины и женщины, и обрядовые нормы питания, и запреты на изображение чего бы то ни было служат вовсе не пресечению провокации насилия, а общей дисциплине и выработке готовности к исполнению любого нового приказа и правила.

Не потому ли, что избыточные правила и ограничения служат на самом деле не спасению потенциальных жертв, а инфантилизации общества и закреплению контроля над ним, охранители так удивительно избирательны в своих ограничениях? Чем, в сущности, отличается идея о том, что закрытая (вход 18+ и по билетам) демонстрация откровенных фото детей провоцирует педофилов, от идеи, что демонстрация товаров на прилавке провоцирует клептоманов, парковка машин на улице — угонщиков, ношение кипы — антисемитов? Отличие только в том, что выставку легко закрыть и тем самым проявить охранительство, послать лишний раз сигнал обществу, что оно не готово отвечать за себя. Но попробуй запретить товары на прилавках или машины у бордюра! Кипу, кстати, в ряде мест в свое время запретить пытались, причем именно под таким предлогом — чтобы не провоцировать антисемитизм, но вспоминать об этой практике сейчас считается неудобным.

Разумеется, члены обществ низкой ответственности сами по себе мало отличаются от членов обществ ответственности высокой. Но история вместе со статистикой беспристрастно сообщают: в обществах, где толерантность к демонстрации высока, количество преступлений, которые можно было бы отнести к спровоцированным, намного ниже. Само по себе охранительное поведение и запрет на демонстрацию мало что меняют — человек не только без труда находит способ получить провокативный стимул (разве сложно найти порнографию, включая детскую, даже в самом жестком обществе?), но и обладает изрядной способностью к фантазированию, которая в большинстве случаев внешний стимул вполне заменяет. Но в обществах свободного демонстрирования с преступника не снимается часть ответственности, жертва не обвиняется обществом в провокации — и это формирует поведение, не позволяя человеку распускаться. Ответственность ставит потенциального преступника в заведомо более невыгодное положение, увеличивая его риски: вероятность того, что жертва окажет активное сопротивление, что заявит в полицию, что полиция всерьез займется делом, что суд будет достаточно суров, значительно выше.

Но и это не все. Общества низкой ответственности порождают намного меньшее число индивидуумов, способных и готовых создавать позитивные изменения, снижают творческий потенциал населения, замедляют гуманитарный и экономический прогресс. Системы управления в таких обществах строятся не на эффективном целеполагании и инициативе, а на административном управлении действиями, которое никогда не бывает эффективным. Не стоит ждать от таких обществ более быстрого развития науки или массовой культуры, более качественного производства, чем от обществ высокой ответственности. В ХХ веке было достаточно много примеров того, как общества, принявшие повышение ответственности и либерализацию демонстрации, совершали резкий скачок в развитии.

Платой за более высокий уровень преступности и отставание в развитии, по мнению власти, контролирующей общество более низкой ответственности, должна стать управляемость, приносящая стабильность. Но и здесь ситуация сложнее. Таким обществам в большой степени свойственно групповое мышление, отказ от индивидуального анализа ситуации. Следствием насаждения идеи низкой ответственности становится снижение ощущения индивидуальной ответственности за свои действия, трансформирующееся в легкость принятия существенно больших рисков, нарушения закона, действий в составе толпы, в том числе против власти. Не только высокий уровень преступности, но и массовые волнения, беспорядки, революции — приметы обществ низкой ответственности, живущих в рамках диктата множественных ограничений, в первую очередь — ограничений демонстрации.

Все рассуждения об ответственности, принимаемой индивидуумом и делегируемой обществом, как в магическом кристалле отражены у великого Достоевского в «Преступлении и наказании». Дилемма «тварь я дрожащая или право имею», ложно понимаемая Родионом Раскольниковым как предмет ответственного выбора, всего лишь отражает два полюса морали общества низкой ответственности. Достоевский предвосхищает кульминацию исторической эпохи: момент, когда Раскольников-общество, окончательно лишенное и чувства ответственности, и права на нее, нанесет смертельный удар старухе — царской России, которая считала себя вправе ссужать само право жить под слишком высокие проценты. В реальном мире ответственность нельзя с себя снять, даже если тебя убеждают в обратном: история голосом Порфирия Петровича всегда скажет: «А кто убил? Вы и убили, батенька!» В романе Достоевский оставляет надежду на исправление Раскольникова. Но почти столетняя большевистская каторга мало что изменила в нашем обществе — оно все так же стремится к патриархальной власти, родительской общине и безответственности индивидуума, боится демонстрации, агрессивно учит всех жить и само никак не может научиться. В этом смысле сегодняшним местоблюстителям коллежской секретарши Алены Ивановны стоило бы перестать потакать тем, кто уже решил, что «право имеет» — пока на закрытие выставок, обливание краской фотографий и избиение протестующих женщин. Раскольников на свободе или обретет ответственность за себя, или рано или поздно найдет подходящий топор для власти.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация