В области производительных сил Россия все больше страдает от нехватки трудовых ресурсов — они сокращаются в силу естественных демографических причин на 0,5 % в год. При этом большая часть трудовых ресурсов задействована в сферах с нулевым или очень низким уровнем добавленной стоимости — на государственной службе, в силовых структурах, в частной охране, в торговле, в крайне неэффективной банковской сфере. Оставшаяся часть не покрывает потребностей государства — катастрофически не хватает, даже при сегодняшнем уровне развития производства и сервиса, инженерных и технологических кадров, квалифицированных рабочих и одновременно — эффективных менеджеров, специалистов по управлению. Российское коммунальное хозяйство фактически держалось на полузаконной эксплуатации труда миллионов мигрантов, в том числе нелегальных. До недавнего времени remittances (денежные переводы «домой») из России были статьей государственного дохода № 1 в Киргизии и № 2 в Таджикистане, существенными для Украины, Узбекистана, Молдавии, Белоруссии. Сегодня, в связи с резким падением как стоимости рубля, так и покупательной способности населения, в России количество трудовых мигрантов резко сокращается: дефицит рабочей силы начинают испытывать как коммунальные службы, так и все бизнесы, которые задействуют большое количество неквалифицированных работников, — вплоть до сетевых ретейлеров.
Непоследовательная и нелогичная политика в области законотворчества и правоприменения (особенно в отношении прав собственности), а также в области экономики и предпринимательства продемонстрировала инвестиционному и бизнес-сообществу, как внутри, так и за пределами России, что власть ненадежна, настроена враждебно по отношению к предпринимателям, поддерживает высокий уровень коррупции, склонна к приоритизации государственных интересов, программ и бизнесов в ущерб частным. Естественной реакцией стал отказ от инвестиций в Россию — сперва в долгосрочные, а потом и в любые проекты — и отъезд местных предпринимателей и инвесторов. За 16 лет суммарный отток капитала превысил совокупную выручку от продажи углеводородов. Доля частного бизнеса (без учета квазичастных — тех компаний, которые на самом деле подконтрольны государству) в ВВП сократилась до 30–35 %. Объем внешнего долга упал до уровня ниже 50 % ВВП из-за стагнации инвестирования. Частный бизнес в России сегодня генерирует ВВП в размере менее чем 3000 долларов в год на человека — это уровень тех стран, что находятся в рейтинге в начале второй сотни. Доля малого и среднего бизнеса в ВВП не превышает 20–22 %, притом что у развитых стран этот показатель находится на уровне от 40 до 55 %. Сегодня более 1 трлн долларов составляют пассивные вложения российских граждан в банках Швейцарии и других стран Европы, Гонконга, Сингапура. Россию каждый год покидают около 20 000–30 000 представителей профессионального и бизнес-классов общества: в США эмигрантов первого и второго поколения из России минимум 6 млн человек, из которых не менее 3 млн сами заявляют о себе как о русских, в Израиле — минимум 1,5 млн, в Великобритании — несколько сотен тысяч, в остальных странах Европы — минимум 1 млн. Это говорит о том, что Россия потеряла примерно 10 млн человек (около 7 % населения), которые могли бы стать основой среднего класса — и сегодня средний класс в стране составляет не более тех же 10 млн. Это, по сути дела, тотальный кризис доверия капитала, предпринимателей и профессионалов к стране. Таким образом, можно считать, что у российской экономики инвестиционный и предпринимательский ресурсы отсутствуют — как минимум до тех пор, пока не произойдет радикальная смена управленческой парадигмы.
Не слишком велик в России и девальвационный ресурс. Безусловно, девальвация сыграла позитивную роль в поддержке экспортеров, бюджета и сглаживании проблем «жесткой посадки» экономики. Однако сложно ожидать от нее позитивного эффекта в части роста ВВП. Во-первых, потенциальный рост ВВП в России практически полностью завязан на внутренний спрос (для роста экспорта нужны капиталовложения, которых нет, и технологии, которых тоже нет), то есть измеряется в рублях и почти не растет. Во-вторых, почти 100 % российского производства в большей или меньшей степени завязано на импорт сырья, комплектующих или оборудования (эта зависимость варьируется от 15 до 70–80 %), и в связи с девальвацией рублевая себестоимость производимых товаров и даже услуг повышается существенно быстрее роста платежеспособного спроса.
К важным внешнеполитическим факторам, влияющим на экономику России, можно отнести, пожалуй, только санкции (и контрсанкции). Во всем, что не касается санкционных режимов, внешнеполитическая ситуация для российских экономических агентов вполне благоприятна — Россия является членом ВТО и других международных экономических организаций, свои резервы размещает в наиболее ликвидных инструментах и валютах, валютные и внешнеторговые операции проводит без ограничений, доходности по суверенным долгам находятся на низких уровнях, при этом враждебных экономических действий по отношению к России и российским компаниям (защиты рынка, антидемпинговые пошлины, ограничения свободы торговли и так далее) сегодня не больше, чем обычно, и не больше, чем по отношению к другим странам, в том числе развитым.
Да и санкции, наложенные США и ЕС, сегодня не особенно влияют на российскую экономику. Важно понимать, в чем их суть: они запрещают заимствование на международных рынках ограниченному числу российских коммерческих организаций, запрещают владение активами в ряде стран, въезд узкому кругу российских граждан и, наконец, запрещают передачу России узкого перечня технологий, в основном связанных с эффективной разработкой недр и созданием военной техники.
Ограничения на заимствования (даже если забыть, что круг подпавших под них очень узок) вряд ли могут повлиять на страну, которая уже несколько лет последовательно сокращает свой внешний долг. Сегодня он уже менее чем в 2 раза превосходит золотовалютные резервы — и существенно меньше суммы ЗВР и частных активов в валюте, в ЗВР не учтенных. Россия сегодня не нуждается в масштабных заимствованиях — большинство агентов экономики сокращают балансы, не инвестируют в развитие, уменьшают обороты. Безусловно, финансовые санкции, если они распространятся на более широкий круг эмитентов и заемщиков и включат в себя суверенные долги, через 3–5 лет, когда Россия исчерпает запасы капитала и будет вынуждена привлекать средства в больших объемах, могут оказать убийственное влияние на экономику
[87]. Но пока масштаб санкций не таков, да и ситуация за эти годы может кардинально измениться.
Конечно, ограничения на передачу технологий в долгосрочной перспективе будут отрицательно влиять на состояние экономики России. Ограничение в технологиях разведки и добычи (с учетом того, что в России таких технологий нет и базы для их создания тоже нет) через 5–7 лет негативно скажется на уровнях добычи нефти и газа и их себестоимости. Но на сегодняшний день эффект от такого ограничения равен нулю. То же можно сказать о военных технологиях — сегодня Россия активно наращивает производство вооружений и удерживает их экспорт на высоком уровне (более 10 млрд долларов в год), и ограничения пока ни на что не влияют. Однако в перспективе невозможность использовать мировые достижения в развитии технологий двойного назначения приведет к тому, что российское вооружение начнет отставать от ближайших конкурентов — США, ЕС, Израиля и, скорее всего, Китая. Уже сегодня позиции России на международном рынке вооружений слабеют. Похоже, она потеряет рынок Индии (прежде всего — военные самолеты), а Китай, все еще покупающий российские системы ПВО, уже ориентируется в области авиации на свои разработки. Скорее всего, через 10–15 лет, когда фокус в этой области переместится на системы шестого поколения у развитых стран (и, соответственно, пятого — у развивающихся), России нечего будет предложить на рынке.
